Коррупционер - Роман Феликсович Путилов

Глава 27

На время сессии дома я не жил, чтобы не давать замполиту возможность, раньше времени, отозвать меня из отпуска. Вечером я забирал Аллу от магазина, и мы ехали по забитому Народному шоссе в сторону поселка Гидростроителей, где, сразу за городской чертой, находилась доставшаяся мне от деда дача — небольшой дощатый домик на четырех сотках черноземной земли. Земля была конечно хорошей, но из-за того, что душа моя к земле не лежала, там росли, в основном, ягодные кусты, и урожаи сорняков, "радующие" меня до бешенства. Приласкав охранявшего участок Демона, я брал лопату и шел бороться с сорняками, которые перли, как на дрожжах на любом участке земли, а Алла готовила ужин. Покопав до заката солнца, и собрав сорную траву в очередную кучу, я долго отмывался в возле бочки с водой. Потом мы садились ужинать и пить чай, заваренный на молодых листьях смородины, и рано ложились спать. Подъем обычно проходил в шесть утра, после чего мы, наскоро умывшись и позавтракав, выезжали в сторону Города, где Алла высаживалась у своего магазина, а я ехал либо на экзамен, либо в научную библиотеку. Отстояв очередь из научных работников, я обкладывался учебниками для средней школы милиции, и готовился до закрытия. Почему учебники для средней школы? А потому что, весь необходимый материал в этих учебниках по объему занимал в три-четыре раза меньше страниц, чем тот же самый материал, но изложенный в толстенных монографиях для студентов ВУЗов и аспирантов, авторы которых, казалось, соревновались друг с другом, кто сложнее изложит в общем то, примитивные вещи. Учитывая необходимость постоянно ссылаться на ПСС (полное собрание сочинений) В.И. Ленина, которого я уже изрядно забыл — сессия не была для меня самой легкой. Но, тем не менее, зачетка постепенно заполнялась, и до встрече с замполитом, оставалось не так много времени. Правда, кое что я уже успел сделать. Заполнив на пишущей машинке запрос, украшенный парочкой заранее поставленных печатей, я смотался в центральную диспетчерскую «скорой медицинской помощи» на улице Первого главнокомандующего, где заставил недовольных сотрудниц службы «03» найти запись первоначального вызова на вещевой рынок, пострадавший — парень лет тридцати, припадок и конвульсии, сопровождаемые потерей сознания и пеной изо рта. Через десять минут в магнитофоне зазвучал мой, полностью неузнаваемый голос, где я, представившись, отменил вызов экипажа «скорой» на вещевой рынок, по причине, что больной эпилепсией, при помощи двух сопровождающих, самостоятельно покинул место происшествия. Попытка перезаписать аудиозапись с помощью выносного микрофона на, прихваченную с собой, кассетную магнитолу «Романтика -306» успеха не имела, перезаписываемую речь различить не удавалось. Тогда я, сбегав за вафельным тортиком «Север», воспользовался возросшей, под влиянием сладкого, лояльностью медицинского персонала ко мне, составил акт, куда дословно занес содержание обеих аудиозаписей и скрепил бумагу подписями трех сотрудников в белых халатах. Это было, конечно, замечательно, но, явно недостаточно, для моей полнейшей реабилитации. Парень, подвергшийся, согласно снимка, поруганию с моей стороны, на эпилептика похож не был, а казался типичной жертвой ментовского произвола. Значить, теперь необходимо поработать с автором снимка. Фамилию его я запомнил, Чугунов Михаил, фотокорреспондент. Осталось только выяснить, где его искать.

Я подошел к киоску «Союзпечати», расположенный на автобусной остановке, втянул носом запах ирисок, доносящийся с территории карамельной фабрики, чьи цеха располагались на этой же улице, и попросил у киоскерши газетку «Юная Сибирь». Расставшись с тридцатью копейками, я сразу стал изучать выходные данные, отпечатанные в самом низу последней страницы. Редакция «Юной Сибири» располагалась на шестом этаже высотного здания издательства «Народная Сибирь». До конца рабочего дня оставалось около двух часов и я двинулся в сторону рынка, чтобы перебраться в Левобережье Города на самом удобном виде транспорта — единственным за Уралом метро.

Через полчаса, проблуждав по многочисленным подземных переходам конечной станции «Площадь предтечи», я двинулся мимо квадратного корпуса черного стекла универмага «Родина» в сторону длиннющей улицы Гвардейцев –героев. Между двумя серыми «хрущевками» мелькнули окна последнего этажа моей школы, в которой я проучился десять лет. В этом районе прошло мое детство, бедноватое, по меркам будущего, но счастливое. Пойдя метров триста я остановился. Через широкий проезд между двумя «сталинками», виднелся уголок моего дома, и даже, угловое окно моей комнаты, старый двор, по которому я безнадзорно, с утра до вечера, бегал с ключом от квартиры на шее. Детство, в котором каждый ребенок мечтал поскорее стать взрослым, мелькнуло, на мгновенье, вместе с тополями старого двора, и пропало, заслоненное огромной тушей старого троллейбуса ЗИУ-5, который с сердитым натужным жужжанием двигателя, с трудом втягивался на крутой подъем, тянущийся от обмелевшей речки Дулки. Я прошел мимо булочной, в которую я в детстве забегал купить булочку с помадкой за пять копеек или коричневую, пропитанную маслом трубочку с повидлом по шесть. Дальше был овощной, в котором, кроме жухлой свеклы и мелкой, облепленной землей картошкой, и техлитровых банок с березовым соком, стояла пара деревянных бочек с, плавающими в мутном рассоле, солеными огурцами. Затем я прошел мимо огороженной территории детской больницы, и вот, передо мной, во всем великолепии, раскинулся огромный комплекс издательства «Народной Сибири». Нужный мне корпус, названный журналистским, где на одиннадцати этажах теснилась куча народу, имеющая отношения к издательству многочисленных газет, печатающихся в Городе, встретил меня густой шумной толпой на входе, отгородившимся газетой от ужасов этого мира вахтером, и очередью к единственному работающему лифту. Покрутившись пару минут, я понял, что проще подняться наверх по лестнице, так как кабина лифта была маленькой, в нее с трудом втискивались по четыре человека, а пишущей и другой окологазетной братии -много. Редакция «Молодежки» привольно раскинулась на целый этаж здания. Потребности экономить на аренде и плотненько садить сотрудников, у руководства многотиражки, еще не возникло. Проблуждав по этажу, среди шустро носившихся или что-то весело обсуждающих сотрудников, я набрел на стоявший в тупичке кабинет с табличкой «Фотолаборатория. Не входить». Я попытался открыть дверь, но она была заперта, хотя изнутри раздавались какие-то лязгающие звуки. Я пнул дверь ногой и отошел к окну. Через минуту дверь лаборатории распахнулась, в узком проеме показалась злая голова красивого мужчины лет тридцати, с уже устаревшими, но все еще волнующими женщин усами — скобкой и вьющимися волнистыми темными волосами.

— Что хотел? — грубо спросила меня голова голосом человека, оторванного от важного процесса.

— Я? Ничего. Мужик какой-то прибежал, в дверь стукнул и опять убежал.

Голова произнесла что-то неразборчивое, среднее между «Черт» и совсем уж нецензурным, дверь захлопнулась и внутри щелкнул