Схватка - Александр Семенович Буртынский

как показалось Юрию, словно бы чем-то озабочен.

— Привет рабочему классу! — сказал он весело.

— Технической интеллигенции, — уточнил Петр, утирая ветошкой пальцы.

— Согласен, — улыбнулся гость.

— Вы же с дороги, Викентий Викентьевич, — радушно засуетился Семен. — У нас так не полагается, сначала отдых. Может, отложим? Номер вам забронирован.

— Успеется, — отмахнулся профессор, подавая Луке Лукичу Надькину пачку «Казбека», и, увидев протянутый взамен кисет, обрадовался: — Прекрасная вещь — фронтовая махорочка, для прочищения мозгов!

Воспользовавшись моментом, Надькин показал ему прокладку и чертеж. С минуту профессор деловито разглядывал корпус, который уже месяц монтировали в лаборатории, улучшая институтский вариант.

— Ну что ж, есть смысл поискать. До… Попробуйте латунный сплав, тут ведь важны амортизация и вакуум.

Надькин торжествующе взглянул на Семена, а профессор добавил, перехватив его взгляд:

— До-до… Думаю, много времени это не займет, главное найдено.

Но главное было впереди, оно приближалось с неизбежностью обвала, внутри у Юрия все напряглось, словно перед прыжком через несущуюся с горы снежную лаву — не проскочишь, задавит. И он неотступно следил за квадратной спиной институтского гостя, двигавшейся впереди Грохота к печи, где в отблесках огня красовалась живая керамическая статуэтка — Шурочка.

Профессор первым обратил внимание на пробную кассету: по форме и по тону окисла она отличалась от остальных. Спросил с интересом:

— А это что такое?

— Самоокисление, — небрежно объяснил Юрий с пересохшим ртом.

Пауза…

— И давно вы над ней ломаете голову? — Голос профессора прозвучал с шутливой мягкостью, казалось, даже очки его излучали кокетливый блеск, а между тем лицо стало каким-то пестрым, и Юрий, уже придя в себя, сообразил: краска, залившая массивные щеки, не тронула рябинок.

Шурочка ответила:

— Не очень, Викентий Викентьевич, но результаты весьма обнадеживающие. Не в пример той, нашей схеме. Правда, нет прочной научной основы…

— До-до, то-то и оно. Любопытно…

Крутой профиль гостя выражал легкую растерянность, похоже, что он все еще не отдавал себе отчета в происходящем или явно не хотел придавать серьезного значения, точно речь шла о ребячьих причудах. Шурочка, вскинув бровь, вызывающе повела плечом. Почти неуловимое движение — в нем проскользнуло что-то похожее на удовлетворенность, реванш, что-то очень женское, у Юрия невольно сжалось сердце.

Он поднял голову, увидел массивное, вновь ставшее непроницаемым лицо профессора с застывшей в углах рта улыбкой и не сразу понял, о чем тот говорит Семену.

— …У вас на это имеются фонды? Решения? Лишняя печь? Или это, так сказать, самодеятельность за счет и в ущерб?..

Кажется, только сейчас Семен осознал всю серьезность случившегося, забормотал первое, что пришло на ум:

— Я… не совсем в курсе… Так, пробы пера в сверхурочное время. Почему вы сейчас этим занимаетесь, Александра Васильевна?!

— Не терпелось, — сказал Юрий. — Все-таки новая технология.

— Какая к черту новая технология… — сказал Семен, распаляя себя и не находя нужных слов. — Во-первых, выставка ждет экспонат уже в конце сентября!

— При чем тут выставка? — вспыхнул Юрий, чувствуя, что именно сейчас все и должно решиться, оттягивать — значит похоронить идею. «Выставка! Карьера у тебя на уме, а не выставка».

— А во-вторых, — раздумчиво заметил профессор, все еще рассматривая кассету и не глядя на Юрия, — надеюсь, вы не подозреваете институт в невежестве и не думаете, что у нас не было выбора… Если мы вам не предложили высокотемпературный вариант, то… сами понимаете… А успех может быть и случайным…

Юрий хотел вставить что-то очень резкое, важное, но упустил мысль, не мог поймать ее, сосредоточиться.

— Ну, чепуха, — обронила Шурочка.

— Да нет, не чепуха, — улыбнулся Викентий Викентьевич. — Вы что же, всерьез решили все ломать? Конечно, если завлабораторией…

— Возьмет на себя ответственность? — подхватил Юрий. — А он не возьмет, не волнуйтесь…

Профессор пожал плечами, отойдя в сторону, взял со стеллажа «самодеятельный» журнал режимов и словно бы отключился, забыл об окружающем. А Семен, наконец обретя голос, забушевал:

— Что ж это такое? Что у нас — детский сад или лаборатория? — Ноздри у него нервно раздулись, бледность лица оттеняла рыжую шевелюру. — Нет, вы поглядите на них: Колумбы, Магелланы! Элементарной дисциплины нет! Вы еще ответите мне за израсходованный кремний, вот погодите!

— Ну и ответим, — буркнул Надькин.

— Я попрошу, — рывком обернулся к нему Семен, и золотой зуб его сверкнул, как пуля. — Займитесь своим делом. Все! Исчерпано. Поговорим в другом месте.

Он ринулся к себе в конторку — должно быть, звонить по начальству. Юрий, как привязанный, двинулся вслед за ним. В кабинете спор закипел снова.

— Разговор далеко не исчерпан, — стоял на своем Юрий, стараясь не волноваться, хотя это ему плохо удавалось. — Надо исследовать транзистор всесторонне. А мы? К чему эта усиленная спешка? Потом за нас будут в цехе дотягивать.

— Но это и естественно, — процедил Семен. — Условия в цехах иные. Так всегда было.

— И плохо. Твердим о качестве на каждом совещании, а ничего радикального не предлагаем.

Грохот поморщился.

— Тебе что, — не унимался Юрий, — заказчик схватит, что дадут. Сгоряча еще и спасибо скажет. А профессор тем более, — неожиданно для себя выпалил он, — уж ученый-то тебе обещал «за потраченные нервы». И за совесть — заодно.

Налитое багрянцем лицо Семена как-то хищно заострилось.

— Ну и что? И получу благодарность! И вернусь в институт, что — завидно? Да? Я честно эти годы вкалывал, в отпуск к мамочке не ездил. Так что же, я не имею права расти? Да? Зависть гложет?

Они стояли лицом к лицу — взлохмаченный, злой Семен и худенький, как тростинка, чернявый Юрий.

— Ты что, спятил? — пробормотал он, опешив. — Я сам сто раз мог пойти в аспирантуру. Еще в Ленинграде. И при чем тут зависть?

— Нехорошо, нехорошо, — сказал профессор и слегка осклабился. Юрий не заметил, когда он вошел. — Вы задеваете честь института.

— Ну, знаете, у института мог бы быть адвокат и получше! — И, повернувшись к Семену, раздельно произнес: — А ты имей в виду, я этого так не оставлю. Заявляю официально.

— С открытым забралом, — как-то невесело, словно обмякнув, добавил Семен.

— Ты меня знаешь. Я сказал — все!

Уже стоя в коридоре, глядя в засыпанное дождем окно на тихо ползущие к воротам машины с контейнерами, Юрий все еще не мог собраться с мыслями. Что делать? Оставлять так нельзя, хотя, честно признаться, именно сейчас ему меньше всего хотелось защищать Шурочку. Он помнил их разговор в буфете и не очень-то рассчитывал на ее твердость в серьезном конфликте. Плевать ей… А ему? Больше всех надо? И так всегда…

Из лаборатории донесся шум перебранки, голос Семена:

— Никаких подпольных прожектов! Я здесь отвечаю, Александра Васильевна. Существует программа! Не хотите, не неволю… На все четыре стороны…

«Ага, — подумал Юрий, — так