Визбор - Анатолий Кулагин

Так вот, Короткевич в пьесе рассказывает о том, как его, совсем ещё мальчишку, в плену изощрённо пытал гитлеровец по фамилии Мюнстер: «Бил сразу, на полуслове. Начнёт что-нибудь говорить… и бьёт. Во время допросов заводил патефон. Бил под музыку… Потом — электричеством… Вот сюда привязывал провода, на кисти рук… Один раз нас бомбили наши советские аэропланы. Всё гестапо попряталось в подвалы, а Мюнстер не ушёл. Он бил меня под взрыв каждой бомбы. А бомбили долго…» Получается, что роль такого изверга автор пьесы, пусть в шутку, сыграл на реке Угре перед детьми своих друзей.

Но связь пьесы «Берёзовая ветка» с визборовскими байдарочными походами не сводится к этой параллели — на деле она глубже. О том, что Кондаков, подобно Рыбину из повести «На срок службы не влияет» или Аксауту из рассказа «Ночь на плато», является своеобразным alter ego самого автора, мы догадываемся изначально (например, он, как и автор пьесы, в юности «учился летать на самолёте у инструктора Бориса Жучкова»; сохранена даже реальная фамилия инструктора). Но это становится особенно очевидным в тот момент, когда мы узнаём, что герой плавает на байдарке. Именно эта тема и подсказала замечательный образ, на котором построен один из монологов Кондакова и который дал название пьесе:

«В одном из байдарочных походов по реке Жиздра, протекающей в брянских лесах, мы наткнулись на удивительный след войны. Четверть века назад какой-то солдат повесил на берёзу винтовку. Четверть века она висела на этой берёзе. Сталь ствола съела ржавчина, ремень сгнил. Но ложе приклада приросло к берёзе, стало её частью, и сквозь этот бывший приклад уже проросли, пробились к солнцу молодые весёлые ветки. То, что было орудием войны, стало частью мира, природы. И я тогда подумал, что это и есть — я, мы, моё поколение, выросшее на старых, трудно затягивающихся ранах войны». Кстати, в том реальном походе по Жиздре байдарочники хотели было спилить и забрать необычную находку в Москву, в какой-нибудь музей, но передумали: став за четверть века частью природы, этот приклад и сам уже — природа и символ памяти о войне. Не нужно его трогать…

А как же песни? Хотя гитару в байдарочные походы Визбор обычно брал (для этой цели у него был припасён специальный непритязательный «дорожный» инструмент), но песен там не сочинял — некогда. Днём он в роли вперёдсмотрящего; вечером — костёр, общее пение, разговоры и шутки. Аркадий вспоминает, что даже и покурить было некогда — настолько плотно все были заняты в эти дни самим походом. Зато какое-то время спустя, уже в Москве, могла появиться песня, отражающая походные впечатления…

Так родилась одна из сравнительно поздних визборовских песен — «Речка Нара», написанная в 1978 году, недоработанная год спустя, в апреле 1979-го. О том, что лирический сюжет её имеет конкретную «привязку», свидетельствуют уже самые первые строчки:

Сразу хочется возразить исследовательнице Л. А. Левиной, почему-то решившей, что «зелёная байдарка», являющая собой в песне «реальную деталь времён молодости автора», к 1979 году «стала анахронизмом, вытесненная более совершенным спортивным инвентарём». Каким таким «более совершенным»? Байдарки, на которых плавали Визбор и его друзья, могли быть разными по качеству и месту изготовления, но они оставались байдарками, не превращаясь ни в рыболовецкие сейнеры, ни в подводные лодки…

«Тамарка», которая в песне «веточкой играет, одновре́менно ругая непутёвого меня», — это Тамара Кризенталь, хорошая подруга семьи Мартыновских, которую они позвали с собой в поход. Новое лицо, интересная молодая женщина… Влюблённость? Да нет, скорее лёгкий романтический флирт, оказавшийся поводом для песни, которую можно назвать, без преувеличения, философской — хотя и звучит она как будто непритязательно, содержанием своим напоминая поначалу простую походную зарисовку, а бодрой мелодией — марш. И поёт её Визбор в бодрой, энергичной манере, как бы с лёгкой улыбкой. Но при этом песня глубокая, как разлившаяся весенняя река, по которой свободно проходят байдарки. Автор обыгрывает реальный, петляющий без конца, маршрут Нары: достаточно посмотреть на карту, чтобы в этом убедиться. Правда, дочь Татьяна вспоминает, что на самом деле песня появилась после похода не по Наре, а по речке Пополта в Калужской области (а ей самой было 17 лет — значит, шёл 1976 год). Но, скорее всего, песня поэтически «суммирует» впечатления разных походов, даёт некую лирико-философскую (не побоимся этого слова) формулу их. Так вот, поэт превращает образ речки в аллегорию человеческой жизни, столь же извилистой, напоминающей то «смешной океан», то «весёлый пролив», то «коротенькую речушку». В финале песни поэт-исполнитель перечисляет их все, создавая парадоксальный, но точный образ нашего бытия (не зря спето в начале песни: «общая судьба»), и впрямь вмещающего все эти качества:

Визбор умеет о серьёзных вещах сказать как бы шутя, вызвать улыбку слушателя. Здесь ему вновь помогает фонетика: в строках «И закончится нескоро / Наш байдарочный поход» он нарочито произносит не байдарочный, а байдарошный, иронически стилизуя «старомосковское» произношение («булошная» и т. п.; да только «старые» москвичи знать не знали ни о каких байдарках, и слова байдароч(ш)ный в их лексиконе не было вообще). У Визбора оно (как и «южнорусское» фрикативное «г», о котором речь уже шла) — знак иронического отношения; сравним исполнение им песни 1982 года «Кандалакша-56» о своей армейской юности, где он поёт: «Щекой молошною пылая, / Мне говорит она слова…» Говорит слова — ироническое звучание этой тавтологии словно подтверждается всё той же фонетической нарочитостью метафорического определения молошною.

Слушатель «Речки Нары» непременно должен был уловить и иронико-пародийную перекличку с очень популярной в советские времена, написанной «в русском духе» песней корифея советской песенной эстрады Матвея Блантера на стихи Михаила Исаковского: «Лучше нету того цвету, / Когда яблоня цветёт. / Лучше нету той минуты, / Когда милый мой придёт…» Визбор обыгрывает первую строчку Исаковского, меняет цвет на свет, неожиданно (а комический эффект и должен быть таким) погружая её в совсем иной контекст, с другим смыслом и другим способом рифмовки: «Лучше нету того свету, / Но туда охоты нету, / Если только кто „с приветом“, / То пожалуйста — вперёд!» Нет, такой свет нам не нужен…

Увы, путь Тамары Кризенталь, присутствию которой в походе мы обязаны этой замечательной песней, окажется и впрямь сродни «коротенькой речушке»: она рано уйдёт из жизни. Но, может быть, она успела услышать песню, увековечившую её походное знакомство с поэтом…