Манекен - Наталья Нестерова

Тетя Поля отыскала меня взглядом в толпе. Я покраснела и опустила голову.

– Ну что, мужики? – спросила тетя Поля. – Айда с трупом разбираться?

Добровольцев не нашлось. Послышались голоса, мол, это дело милиции. Людская масса заколыхалась в хаотичном перестроении. Никому не хотелось идти, а выглядывать из-за спины во втором эшелоне любопытно было многим.

– Петро, Иван, Коля, за мной! – скомандовала тетя Поля.

Вызванные мужчины неохотно присоединились к смелой тете Поле и стали подниматься по ступенькам подъезда. Следом потянулись любопытствующие, втекая, как тараканы в бутылочное горлышко, на лестницу.

Но тетя Поля отсекла зевак:

– Больше нихто не йдет! Сашка! На караул! Никого не впускать и никого не выпускать.

Странная задорность тети Поли вызывала недоумение. Чего потешаться, когда труп бесхозный подкинули? Только я знала причину ее веселья. Но мне было не до смеха. Я ушла со двора, долго гуляла, чтобы не видеть, как мою Изольду выносят на белый свет.

Ею потом завладели мальчишки. Хулиганили: приставляли к чьей-нибудь двери, давили на звонок… Про манекен все знали, но не было ни одного человека, который бы в первый момент не испытал шок. Мальчишки потом весело обсуждали, как тетя Таня грохнулась на колени, а дядя Витя взревел благим матом. Главной задачей шалунов было успеть, пока человек в панике, схватить манекен и удрать. У них были расписаны роли: один подпирал палкой Изольду, чтобы не валилась, другой, тоже палкой, давил на звонок, третий дергал за веревку, привязанную к манекену, чтобы с ним быстро смыться, когда эффект достигнут. Как выглядела Изольда после этих надругательств, я без слез не могла думать. Тетя Поля никому не проговорилась, что манекен притащила я. Родители, хотя и знали, что моя Изольда превратилась в дворовое пугало, ни разу меня не упрекнули. Видя мое отчаяние, пытались задобрить обещанием купить настоящую, говорящую «Ма-ма» куклу с фарфоровым лицом, пышными волосами, закрывающимися глазами, в красивом платье. Однако разве могла кукла игрушечных размеров сравниться с Изольдой? И обида сменилась жалостью: бедные родители, вы такие глупые!

– Изольду отобрал у мальчишек Володька, сломал и выбросил на помойку, – сообщила я родителям. – Боялся, что они напугают Люсю, которая беременная.

Всякий раз, когда заходила речь о беременности, зачатии детей, мама и папа смущались и старались переключиться на другую тему. Это наводило меня на мысль, что родители плохо разбираются в данных вопросах.

– Помнишь, – спросила я папу, – ты мне рассказывал про закон сохранения массы?

– Помню, – улыбнулся папа и рано расслабился.

– Если в одном месте уменьшается, то в другом прибавляется? – уточнила я.

– Примерно так.

Мама по-прежнему смотрела на меня подозрительно, ее так просто не проведешь.

– Если у Люси растет живот, – продолжила я, – то что уменьшается у Володьки? Его и так соплей перешибешь.

Мама возмущенно ахнула.

– Это тетя Поля сказала, – поспешила уточнить я.

– Сколько раз тебе повторять? Не все, что говорят взрослые, следует произносить детям! – нахмурилась мама.

– А почему? – вредно спросила я. – И вообще! У нас учебник и предмет называются «Родная речь», а в старших классах «Русский язык». Какая между ними разница?

– Давайте вернемся к закону сохранения массы, – предложил папа. – Этот закон – частный случай закона сохранения энергии…

– Электричества? – удивилась я. – Мне подружки рассказывали, как детей делают. Такие глупости! Но никто не заикался, что для этого надо к розетке подключаться.

– Забудь про электричество и розетки, – начал терять терпение папа и заговорил непонятно: – Энергия – это физическая величина, единая мера различных форм движения материи и перехода движения материи из одних форм в другие…

Пряча улыбку, мама встала и ушла на кухню готовить ужин. Папа всегда хотел, чтобы я была умной девочкой. С точки зрения взрослых, умность ребенка почему-то определяется суммой недетских знаний.

Многие женщины делят свою жизнь на «до» и «после»: до замужества и после, до рождения ребенка и после, до развода и после. А наши бабушки привычно и упорно рубили эпоху на до и после войны.

Сейчас речь не о бабушках, а о Марине. Точнее – Марине Петровне Абрамовой, сорока пяти лет, незамужней, лицом невыдающейся, но приятной, нрава в меру бойкого и в оставшуюся меру покладистого.

Ее жизнь делится на периоды «с» и «после»: с мужчинами, то есть любовью, и после мужчин, без любовей. Какой из периодов наиболее счастливый, сомнений у нее нет.

Марина с детства росла и развивалась правильно, поэтому в шестнадцать лет страстно влюбилась. Объектом ее первой разделенной любви был не тихий спокойный парень, а местный плейбой и сердцеед. Романтический угар длился три месяца, потом милый пропал, не приходил, не звонил. Подружки донесли – с другой на танцах обнимается. Марина бросилась выяснять отношения. Он прямо сказал: «Ты, Маришка, не обижайся, но мне с одной девушкой долго не интересно. Я хочу с разными попробовать: с блондинками и брюнетками, с худышками и толстушками. Такой я, понимаешь, человек, мне количество подавай».

Итак, он отправился ставить количественные рекорды, а Марина домой – травиться. До сих пор ее прошибает холодный пот от мысли, что затея могла осуществиться частично или полностью. Не увидеть последующую жизнь или, глотнув кислоты, превратиться в инвалида? Жуть! Судьба ее уберегла.

Бутылки в кладовке она перепутала и вместо кислоты хлебнула медицинского спирта. Тоже неприятно, но не смертельно. Родители обнаружили дочь пьяную и безумную, сотрясаемую спазмами рвоты, отвезли в больницу.

Пищевод Маринка все-таки сожгла, долго питалась исключительно жидкими кашками и протертыми супами. Экзамены в институт завалила. Во дворе соседки показывали на нее пальцем и шептались за спиной. Таков был итог ее первой романтической любви.

Через год, вспоминая о попытке самоубийства, иначе как дурой Марина себя не называла. А объект пламенной страсти казался ей уже не идолом, а предметом многоразового пользования, вроде велосипеда в прокате.

Но Марина стала панически бояться дамских угодников и жуиров. Неверность считала самым страшным мужским грехом. В двадцать пять вышла замуж за Юру, по страстной любви. Ловеласом он не был, только кровопийцей. В молодости его вампирские наклонности были не очень заметны – так, семечки, побеги. Однако постепенно они пошли в рост, одеревенели, зацвели пышным цветом. А деваться было некуда – маленькие дочь, сын, безденежье.

Пятнадцать лет ее брака – это сплошной мрак и саморазрушение. Подруги и родные Марину не понимали, с жиру бесится, считали. Подумаешь, муж – зануда, но ведь не изменяет, каждую копейку тащит в дом. Все правильно! И невыносимо! Назвать Юру пессимистом – значит похвалить. Нет, он был настоящим кровопийцей, день за днем высасывающим из тебя радость, душевные силы и уверенность. Он видел мир в черном цвете. Прочие оттенки отсутствовали, только варианты траурного колера, о чем супруг считал нужным постоянно заявлять. Смотрит телевизор и комментирует: дикторша уродина, политик идиот, артисты бездарные. Статьи в газетах пишут недоумки, на работе сплошь карьеристы и проходимцы. Начальство тупое, друзья все неудачники, родственники попрошайки.