Стрелок - Стивен Кинг

Стрелок знал эту игру, только у них она называлась"Матушка говорит". В детстве они часто в нее играли: он, Катберт,Джейми и Ален. Но он не стал ничего говорить, а просто переступил через опасноеместо.

— Возвращайтесь назад, — сказал Джейк без улыбки. — Вызабыли сказать: "А можно мне?"

— Прошу прощения, я не подумал.

Шпала, на которой оступился мальчик, почти полностьюотлетела и раскачивалась теперь над пропастью на проржавелой заклепке.

Вверх. По-прежнему — вверх. Эта дорога была как кошмарныйсон: она казалась намного длиннее, чем была на самом деле. Даже воздух какбудто сгустился и стал как патока; у стрелка было странное ощущение, словно онне идет, а плывет. Снова и снова его преследовала безумная, навязчивая мысль ожуткой пустоте между прогнившим мостом и рекой внизу. Ему представлялись яркиеживые картины, как это будет: скрежет металла, уходящего из-под ног, телоклонится в сторону, руки пытаются ухватиться за несуществующие перила, подошвысо скрипом скользят на предательской проржавелой стали, а потом он срываетсявниз и летит, переворачиваясь на лету. Теплая струя заливает пах — это подвелмочевой пузырь. Ветер хлещет в лицо, треплет волосы, оттягивает веки, так чтодаже глаза не закроешь. Он мчится навстречу темной воде… быстрее, еще быстрее…опережая свой собственный крик…

Металл под ногами заскрежетал, но стрелок решительно шагнулвперед, он не ускорил шага и старался не думать о пропасти внизу, о том,сколько они уже прошли и сколько еще осталось пройти. Он старался не думать отом, что парнишкой придется пожертвовать и что теперь наконец цена его честипочти что определена. Договоренность почти достигнута, и скорее бы уж всеразрешилось!

— Тут не хватает трех шпал, — спокойно сообщил мальчик. — Ябуду прыгать. Давай, Джеронимо! Вперед!

В солнечном свете, пробивавшемся с той стороны, стрелокувидел его силуэт, на мгновение словно зависший в воздухе в неуклюжей,распластанной позе, с раскинутыми в стороны руками. Как будто мальчик готовилсяполететь, если он вдруг не сможет допрыгнуть. Он приземлился, и вся конструкцияпокачнулась. Металл протестующе заскрежетал, и что-то упало далеко-далековнизу: сперва раздался грохот, а потом — всплеск.

— Ну что, перепрыгнул? — спросил стрелок.

— Да, — сказал мальчик. — Но тут все насквозь прогнило. Какмысли некоторых людей. Меня еще, может быть, выдержит, но вас — уже вряд ли.Возвращайтесь. Возвращайтесь назад и оставьте меня.

Голос, мальчика был холодным, и все же в нем слышалисьистеричные нотки. Они колотились, как бешеный пульс; точно так же билось сердцепарнишки, когда он спрыгнул на дрезину с платформы, и стрелок подхватил его налету.

Стрелок легко перешагнул через пролом. Просто сделал шагпошире, и все. Гигантский шаг. Матушка, можно мне? Да-да, можно.

Мальчика била дрожь.

— Возвращайтесь. Я не хочу, чтобы вы меня убили.

— Ради любви Человека Иисуса, не стой, — рявкнул стрелок. —Иди. Эта штука точно обвалится, если мы будем стоять тут и препираться.

Теперь мальчик шел, пошатываясь, как пьяный, выставив передсобой дрожащие руки и растопырив пальцы.

Они поднимались.

Да, здесь все проржавело еще сильнее. Проломы шириной водну, две, а то и три шпалы попадались все чаще, и стрелок начал уже опасаться,что в конце концов там будет такой широкий провал, что им придется либоповернуть назад, либо идти по самим рельсам, балансируя на головокружительнойвысоте над пропастью.

Стрелок смотрел прямо вперед, не отрывая глаз от пятнасвета.

Теперь сияние обрело цвет — голубой, — и по мере того какони приближались к источнику света, он становился все мягче, и свечениеиз-купаемых на камнях постепенно бледнело. Сколько еще им идти? Пятьдесятярдов? Сто? Понять было сложно.

Они шли вперед. Теперь стрелок смотрел себе под ноги,переступая со шпалы на шпалу, а когда снова поднял глаза, сияющее пятнопревратилось в дыру: это был уже не просто круг света, а выход. Они дошли.Почти дошли.

Тридцать ярдов, не больше. Девяносто коротких шагов. Значит,не все потеряно. Может быть, они еще догонят человека в черном. Может быть, подярким солнечным светом цветы зла у него в мыслях завянут и все станетвозможным.

Что-то заслонило собой свет.

Стрелок вздрогнул, поднял глаза к свету — так слепой кротвыглядывает из норы — и увидел темный силуэт, перекрывающий свет, поглощающийсвет: остались только дразнящие голубые полоски по контуру плеч и в разреземежду ногами.

— Привет, ребята!

Голос человека в черном прокатился грохочущим эхом по этойгулкой каменной глотке, придавшей звучавшему в нем сарказму дополнительнуюсилу. Стрелок слепо пошарил рукой в кармане в поисках челюсти-кости. Но ее небыло. Где-то она потерялась. Сгинула, исчерпав всю свою силу.

Человек в черном смеялся, и этот смех обрушивался на нихсверху, бился, точно прибой о камни, заполняя собой пещеру. Мальчик вскрикнул ивдруг пошатнулся, взмахнув руками.

Металл под ними дрожал и гнулся. Медленно, как во сне,рельсы перевернулись. Мальчик сорвался. Рука взметнулась в воздухе, точно чайкаво тьме, — выше, еще выше. А потом он повис над пропастью, и в его темныхглазах, что буквально впились в стрелка, было знание — слепое, последнее,безысходное.

— Помогите мне.

И раскатистое, гремящее:

— Все, шутки в сторону. Поиграли и хватит. Ну иди же,стрелок. Иначе тебе никогда меня не поймать!

Все фишки уже на столе. Все карты открыты. Все, кроме одной.Мальчик висел над пропастью, как ожившая карта Таро: Повешенный, финикийский моряк,невинная жертва, потерянная душа в мрачных водах адского моря. Он еще держитсяна волнах, но уже скоро пойдет ко дну.

Подожди, подожди.

— Так что, мне уйти?

Какой у него громкий голос. Мешает сосредоточиться.

Постарайся ничего не испортить. Возьми нескладную песню исделай ее лучше…

— Помогите мне. Помогите мне, Роланд.

Мост продолжал крениться. Он скрежетал и разваливался наглазах, срывая крепления, поддаваясь…

— Стало быть, я пошел. Счастливо оставаться.

— Нет! Погоди!

И стрелок прыгнул. Ноги сами перенесли его оцепеневшее,парализованное внутренним смятением тело над парнишкой, повисшим над пропастью— настоящий гигантский шаг в безоглядном рывке к свету, что обещал указать путьк Башне, навеки запечатленной в его душе застывшим черным силуэтом…