Любовь и разлука. Опальная невеста - Сергей Степанов

Протопоп чуть-чуть приподнял белый покров. Михаил Федорович неловко прикоснулся губами к губам невесты, столь же холодным, как ее рука. Все вышли из собора под перезвон колоколов. Молодых осыпали золотыми монетами. Перед Грановитой палатой их встретили отец и мать Долгоруковы, ставшие после венчания ближайшей родней царя. Под сводами палаты были накрыты столы для брачного пира, столь великолепного, что его уподобляли царствию небесному. Царя и царицу усадили на чертожное место, перед которым стоял отдельный стол. Такой же стол, покрытый двумя скатертями, был приготовлен для патриарха Филарета, вскоре вступившего в палату в сопровождении Долгоруковых. Для гостей предназначались два длинных стола: большой, за которым сели родня невесты, тысяцкий, дружки и знатнейшие из бояр. За кривым столом разместились все остальные. Пока бояре рассаживались, гусляры пели:

Уж вы сели, вы сели, все бояры, да бояры,

Уж вы сели, вы сели, поезжаны, поезжаны да

Уж вы сели, вы сели все по местам, да по местам,

Ровно ясны соколы по гнездам.

Протопоп осенил крестом новобрачных и гостей, благословил трапезу. Начался брачный пир. По знаку дворецкого князя Данилы Мезецкого в Грановитую палату вступили две сотни стольников в кафтанах, расшитых серебряными нитями. На головах у них были высокие шапки из черных лис, на груди висели золотые цепи. Каждый стольник нес тяжелое серебряное блюдо. Некоторые блюда были столь велики, что их приходилось держать за серебряные ручки двум крепким стольникам. На блюдах громоздились горы дичи: зяблики, начиненные солеными лимонами, тетерева, начиненные сливами, куропатки под шафрановым соусом, а также пупочки, шейки и печени лесных птиц. На больших блюдах едва умещались зажаренные целиком бараны и кабаны. Стольники шли нескончаемой вереницей, показывая яства гостям. Обойдя кривой стол, они круто разворачивались на красных каблуках и уходили обратно в дверь. Через короткое время они вернулись, неся блюда, на которых лежала порубленная дичь. Блюда поставили на столы.

Большой стол наряжали Иван Шереметев да Григорий Плещеев, в кривой стол смотрели Борис Шереметев да Иван Глазунов-Плещеев. Они накладывали в серебряные мисы мясо, зорко следя за тем, чтобы никто не остался обделенным. В углу палаты возвышался поставец, уставленный серебряными и позолоченными кубками. Бояр и поезжан потчевал окольничий князь Федор Лыков. У поставца трудились с дюжины чашников, не поспевавших цедить вино в кубки и чашки. Запыхавшиеся стольники носили лучшее вино из погребов Питейного двора. В чаши лились потоки алкана, тентина, сека, романеи, кинареи, мармазеи, мушкателя, бастра красного и белого, ренского и других вин.

Песенники затянули величальные песни. Величали жениха, пели о ненаглядной красе невесты, неподвижно сидевшей рядом с царем под белым покрывалом. Михаил Федорович, заслышав величальную песню про буйные кудри, невольно усмехнулся, тронув изрядно поредевшие спереди волосы.

На ком кудри русы?

Ой, люли-люли, на ком русы?

На государе русы на плечах лежат,

По плечам лежат, словно жар горят.

Словно жар горят, жениться велят.

Наступил черед рыбных блюд. Для дворцового обихода рыбный запас поступал из понизовых городов, из Нижнего Новгорода, Казани, Астрахани. С царских рыболовных промыслов привозили осетров и белуг просоленных, да осетров и белуг, рассеченных по звеньям в рассоле в бочках, да белужьи и осетринные спинки и черева сухие и вялые, да в бочках же просоленные стерляди, да белужью и осетриную зернистую и паюсную икру, белорыбицу, вяленную прутьем. С северных краев, с Великого Новгорода и Ладоги, из Вологды, от Архангельского города, с Кольского острога везли лосося и семгу. Опричь того, в самой Москве для царского обихода держали в садках и прудах живую рыбу: щук, лещей, судака, окуней.

Глубокие серебряные ведра были доверху наполнены черной осетриной икрой, сваренной в маковом молоке. Перед женихом и невестой ставили лакомые блюда, но они к ним не притрагивались. Михаил Федорович с волнением ждал третьей перемены блюд. И вот наступил черед жареных лебедей. Это блюдо считалось главным на пиру, поэтому его вносили с особой торжественностью. Все стольники переменили платье. Теперь на них были кафтаны, расшитые золотом и жемчугом. Вместо серебряных блюд появились позолоченные. На каждом из полусотни позолоченных блюд красовался лебедь в белоснежном оперенье, изогнувшийся, словно живой. Стольники пронесли блюда вдоль двух столов и вышли из палаты. Царь надеялся, что жареных лебедей будут долго освобождать от украшения из перьев. Однако повара и их помощники на диво быстро справились со своей работой. Вскоре стольники вернулись с разрубленной птицей и поставили блюда на столы. Сердце Михаила Федоровича тревожно забилось.

Дружка князь Пожарский обратился к родителям невесты и к тысяцкому князю Черкасскому:

– Благословите молодых опочивать!

Принесли образа в богатых окладах. Родители благословили новобрачных. Дружка, свахи и немногие избранные из свадебного чина повели царя и царицу опочивать. Сидячие бояре, продолжавшие пировать за большим и кривым столами, провожали их ободряющими криками. Ясельничий у государева коня Богдан Глебов, выпивший больше всех на радостях, что аргамак не сбросил царственного всадника, заплетающимся языком посоветовал:

– Великий государь, крепче взнуздай необъезженную кобылку!

Толстый князь Андрей Чечюля-Ростовский, громко отрыгнув, крикнул под общий хохот:

– Девичья сладость слаще любых яств!

На дворе уже смеркалось. Свечник на свадьбе думный дворянин Василий Стрешнев нес перед царем высокую ослопную свечу, а слюдяной фонарь над свечой держал думный дворянин Нефед Минин. Дворяне в казенных платьях, весь пир прождавшие на Постельном крыльце, выстроились вдоль дороги золотой стеной.

– Государь и государыня шествуют к постели! – разносился зычный крик.

Многие в толпе крепко подвыпили и не могли удержаться от озорства, отпуская скабрезные шутки:

– Государь, не робей девичьих воплей. Знамо, петух курицу топчет, а она под ним квохчет… Счастье государю – наделил его Господь супругой, молодой и упругой!

Михаил Федорович обреченно брел, куда его направляли дружки. Постель для новобрачных приготовили в холодном сеннике. Так требовал обычай. В жилых хоромах на чердаке всегда насыпали землю для сохранения тепла, но новобрачные, вступавшие в новую жизнь, не должны были спать под слоем земли, как в могиле. Поэтому первую брачную ночь молодые проводили в холодных сенниках или иных хозяйственных постройках, не утепленных землей. Постельничий у подклети боярин Федор Шереметев, кряхтя от непривычной работы, расстелил перед женихом и невестой атласную ткань. Когда новобрачные вошли по атласу в сенник, Шереметев протиснулся за ними:

– Государь, постель приготовлена на снопах.

Постель была устроена на тридевяти ржаных снопах, что по поверию должно было помочь молодой супруге зачать ребенка. Тончайшие шелковые простыни, заботливо вышитые рукой невесты, были постланы сверху. Царь робко пробормотал: