Злобные чугунные небеса - Глен Кук

– Думаю, нам стоит заглянуть сюда позже и проверить, как дышат Кайен и Рафи. И дышат ли вообще?

У мамы с сыном могут возникнуть серьезные неприятности, если действие снотворного заклинания не прекратится.

– Помолчи. Мне надо сосредоточиться.

Итак, я остался единственным, кто отвлекал крысючку от дела. Тройня этим не занималась – они держали дистанцию, делая вид, что не имеют ко мне никакого отношения. Но мне надо было бросить мешок в экипаж, в котором по-прежнему покоился Дожанго. Я вовсе не хотел вечно горбатиться под этой тяжестью.

Боль в теле существенно уменьшилась, но жизнь оставалась далеко не розовой. Я едва ковылял, извиваясь всем телом, и меня начисто покинуло чувство юмора. Сына мамы Гаррет не веселили даже воспоминания о замешательстве, испытанном Паленой при обозрении достоинств Рафи. А ведь это было дьявольски смешно. Рассказ об этом может стать классическим, если придать повествованию некоторый литературный блеск.

Когда мы свернули за угол, и те, кто остался сзади, не могли нас увидеть, я остановился и не двигался с места до тех пор, пока ко мне не притопали Дорис и Марша.

Я бросил мешок на колени Дожанго. Результат превзошел все ожидания. Последовавшая из уст мелкого возмущенная тирада свидетельствовала, что он просто симулировал потерю сознания.

Оставив его на попечение братцев, я заковылял в ночь следом за Паленой. Я стонал, я причитал, я давал себе страшную клятву сменить профессию и зарабатывать на жизнь иными средствами.

* * *

– Куда, к дьяволу, мы премся? – пробормотал я.

Мы провели в дороге уже невесть сколько часов. Стояла глубокая ночь. С каждым шагом боль в верхних и нижних конечностях, так же, как и во всех суставах, чувствовалась все сильнее и сильнее. Мы продвинулись далеко на север, пройдя через кварталы, в которых селились настоящие эльфы. Все недоуменно смотрели на меня и на Паленую, пытаясь сообразить, правда ли мы муж и жена. Я вполне мог сказать им, что мы всего-навсего пара идиотов.

Это были опасные места. Но пока мы придерживались главной артерии, именуемой Великая авеню, нам вряд ли что-то грозило. Частично потому, что авеню традиционно считалась зоной мира, но главным образом в силу того обстоятельства, что следом за нами тащились Дорис и Марша. Дубинки гроллей со стуком волочились по камням мостовой, а мне казалось, что если мы протопаем еще немного, то за булыжники уже начнут цепляться костяшки их пальцев.

– Я иду по следу, Гаррет. И не я его здесь оставила.

Паленая тоже начала психовать. Видимо, крысючке уже следовало подкрепиться.

– Вот поэтому я и ненавижу всякую работу. Если вы ее начали, то уже не можете все бросить, чтобы ополоснуться парой кружечек пива. Приходится вкалывать, пока не свалишься с ног. Почему бы тебе не заглотить бутерброд?

Паленая, ни слова не говоря, отправилась к тележке и выкопала несколько здоровенных бутеров.

– Ты сразу почувствуешь себя лучше, если я скажу, что мы почти у цели. След почти свежий. Они прошли здесь часа три назад. Не больше.

Но на каждой светлой подкладке, как говорится, есть свое темное пятно, – Там же проклятущие ворота! – возопил я, увидев в отдалении зарево. – Только не говори мне, что они вышли из города!

– Хорошо, не буду, – тревожно ответила Паленая.

У нее имелись основания для беспокойства. Внешняя стена Танфера являлась для народа Паленой краем света. Крысюки считали, что, пройдя через ворота, они окажутся в таинственной и смертельно опасной космической пустоте.

Мое положение было немногим лучше. Я терпеть не могу деревни и очень редко покидаю пределы города. А когда покидаю, так лишь для того, чтобы нанести визит в поместье какого-нибудь богача, и, занимаясь там расследованием, чувствовать себя вполне комфортно. При первой возможности я возвращался в город.

Интеллектуально и эмоционально я ощущал себя вне города так, словно каждый куст там смертельно ядовит, за ним скрываются кровожадные существа, из которых многие крупнее и быстрее меня, а воздух настолько пропитан миазмами, что им невозможно дышать. Я не мог справиться с этим чувством, хотя прекрасно знал, что сельские земли в окрестностях Танфера прекрасно ухожены. Без этого прокормить большой город просто невозможно. Исключением были лишь некоторые участки, либо непригодные для обработки, либо служившие охотничьими угодьями для богатых и знатных. Вторжение громовых ящеров, мамонтов, медведей или даже гигантских ленивцев было в наших краях событием крайне редким. Но каждое из таких вторжений порождало бесконечные пересуды.

– Может, прежде чем отправляться туда, Гаррет, нам стоит немного вздремнуть? – сказал Марша.

В этом был смысл. Даже очень много смысла. Или по крайней мере отличный предлог, чтобы не слоняться по дикой местности в ночной тьме. Даже в том случае, если мы отставали от моих друзей всего на пару-тройку часов.

«Дикая местность» – понятие относительное. Еще до восхода солнца, мы оказались в диких краях, – естественно, по сравнению с тем местом, где я привык жить. Однако если эти «дикие края» сравнивать с теми, где мне пришлось воевать, то мы находились в прекрасном и, может, только чуть-чуть неухоженном парке.

Что касается Паленой, то ей столь ужасных и диких мест видеть не доводилось. Через каждые десять шагов она останавливалась и начинала втягивать в себя свежий утренний воздух, чтобы заранее узнать о приближении неизвестных, но страшных монстров. Я шел следом за крысючкой и все время побуждал ее шевелиться проворнее.

– Чем быстрее мы будем шагать, тем быстрее свернем это дело и вернемся в город. – Однако подавить инстинкт самосохранения чрезвычайно трудно. Подтверждение этого научного факта я получал каждый раз, когда приближался к Белинде. – И кроме того, гролли справятся с каждым, кого мы ни встретим.

Дожанго все утро нес несусветную чушь. Что, правду сказать, полностью в его духе. Поэтому никто из нас не обращал ни малейшего внимания на это словоизвержение.

Правда, Дорис все же вытащил братика из тележки, и чтобы хоть немного заткнуть ему пасть, поставил между оглоблями тянуть экипаж.

– Постой, постой, – сказал я. – Так что это было?

Дожанго молол языком без всякой связи с мозгами, и в ответ на мой вопрос он целую минуту хлопал глазами и жевал губами, пытаясь сообразить, что из его бреда могло меня заинтересовать. Гролль слишком привык, что его никто не слушает, и теперь испытывал легкий шок. Кто-то проявил интерес к его болтовне.

– Правду сказать, не помню…

– Это о том, что ты видел в небе.

– А… Это случилось, когда вы спали, правду сказать.

Когда пришло время, мы расположились на том, что можно было с некоторой натяжкой назвать тротуаром (гролли по флангам), и захрапели. Должен заметить, за всю ночь нас никто не осмелился побеспокоить.