Паренек из Уайтчепела - Евгения Бергер

и все остальные присутствующие при его рассказе слушатели, повернули головы в сторону лже-Чендлера... Тот ожег брата ненавидящим взглядом, а потом схватился за сердце и повалился на диванные подушки.

– Сердечный приступ! – вскричал Эдмунд Чендлер, бросаясь к отцу и хватая его за руку. – У отца сердечный приступ.

– Его сердечные капли в шкафчике у кровати, – выдохнула Анна Чендлер с ужасом в глазах. Мисс Блэкни бросилась вон из комнаты...

Чендлер еще дышал, издавая натужные, хриплые стоны – тело его мучительно изогнулось, губы посинели.

… Когда мисс Блэкни вернулась с флаконом сердечных капель, тот был мертв уже целую минуту. Из глаз его жены катились безмолвные слезы – она даже не пыталась их смаргивать... Казалось, все разом онемели и утратили всякое представление о действительности. Откровения мнимого констебля и последующая за ними смерть главного виновника произошедших событий были слишком ошеломляющими, чтобы вместить их в себя вот так, в одночасье.

И тогда Анна Чендлер произнесла:

– Ничего этого не было... Ничего из услышанного нами в этой комнате никогда не бывало! Мой муж был истинным хозяином Чендлер-менора, его дети – наследники по праву. Поклянитесь, что никогда и ни при каких обстоятельствах не раскроете правды о произошедших в этом доме событиях. – Она смахнула слезы и обвела каждого пристальным взглядом: – Я прошу не за себя, – сказала она, – за детей, оставшихся сиротами. Мария с Гарри не должны узнать правду о своем отце... Никогда.

– Клянусь, – сказала Аманда Блэкни, и остальные последовали ее примеру.

– А вы? – спросила «констебля Саймона» новоявленная вдова. – Что вы желаете получить за свое молчание? Говорите.

Мужчина улыбнулся, невеселой, полной горечи улыбкой.

– Мне не нужны ваши деньги, – хриплым голосом отозвался он. – Я не стану отбирать принадлежащее моим родным племянникам... Может быть, я не был для них идеальным дядюшкой, таскающим их на закорках, зато я знаю, что будет лучшим для них.

С этими словами он развернулся и пошел к дверям...

– Мы не можем его отпустить, – произнес мистер Баррет взволнованным голосом. – Как бы там ни было, он убил констебля Саймона... Он – преступник и заслуживает наказания!

Анна Чендлер покачала головой.

– Пусть идет, – сказала она. – Мы не станем его удерживать...

Тот замер, взявшись за ручку двери, и произнес:

– Меня зовут Эмос Грир и я клянусь, что тайна моего брата умрет вместе со мной. Прощайте, моя дорогая леди! – после чего вышел за дверь и прикрыл ее почти с благоговением.

Тишина терпким благовонием разлилась по замершей в неподвижности комнате, только тиканье напольных часов дробило ее на мелкие атомы мгновений... Джек подумал, что его комнатка в доме миссис Уиггинс, верно, заждалась его – пора бы и честь знать. И в тот же момент мисс Блэкни стиснула его пальцы... Он заметил, какой маленькой и потерянной она выглядит – сердце его дрогнуло уже в который раз с начала их возобновленного знакомства. Он опасался, что все это не к добру... Он боялся, что это трепыхание в его сердце может называться любовью. А уж влюбляться он совсем не планировал, особенно в девицу дворянского происхождения.

– Официальная версия будет такой, – сказала Анна Чендлер, и слезы ее практически высохли, – двое недоброжелателей – мисс Ховард и ее сообщник, Ричардс – проникли в наш дом обманом, желая шантажом или иным каким способом заполучить деньги моего мужа. Произошедшая между ними ссора повлекла за собой гибель мисс Ховард, а мой муж, подвергшись нападению со стороны своего секретаря, убил того, обороняясь... К сожалению, из-за слабого сердца он и сам не перенес произошедшего! – Потом посмотрела на раздавленного горем пасынка и добавила: – Мне очень жаль, Эдмунд. Мне очень, очень жаль...

Тот молча поджал губы и выпустил, наконец, безжизненную руку отца.

Миссис Грир или, вернее, мисс Ховард – она все никак не могла привыкнуть к своему новому статусу – шагала по Маккензи-авеню в сторону Пятой улицы. День выдался на удивление теплым и солнечным, так что на душе у нее было заведомо светло и радостно... Не то что в эти последние два года, каждый день из которых был наполнен мыслями о детях, отобранных у нее бывшим мужем.

Она без конца представляла себе малыша Гарри, которому на днях должно было исполниться пять, и Марию, свою светловолосую маленькую принцессу, молчаливую, вечно погруженную в себя... А вот Эдмунд, думалось ей, верно, стал совсем взрослым, работает где-нибудь на заводе и отращивает усы.

Колокольчик над дверями кафе заливисто звякнул, когда она вошла, и молодой человек за дальним столиком помахал ей рукой... Сердце женщины дрогнуло, впервые за долгое время. Уж больно хорош был дожидающийся ее мужчина!

Она так долго и кропотливо трудилась ради возможности нанять детектива-сыщика, что теперь – когда цель была так близка – почти испугалась.

– Здравствуйте, мисс Ховард! Очень рад с вами познакомиться, – молодой человек вежливо отставил стул и помог ей присесть. – Правда же, сегодня чудесный день?! Да и вы сами просто прекрасны, простите мне мою дерзость, только это, действительно, так.

Мисс Ховард зарделась, словно девчонка: мужским вниманием она похвастаться не могла. Выскочила замуж еще пятнадцати лет от роду, и все шестнадцать лет их с Робертом брака она провела в мучительном ожидании: сначала – детей, потом – его возвращений из очередной авантюрной экспедиции по добыванию денег. Чаще всего тот возвращался злым и разочарованным, срывался на нее и детей, упрекал ни за что ни про что... Кэтрин и не знала, что может быть по-другому. Она всю себя отдала детям, но и их ее лишили...

– Итак, мисс Ховард, – молодой человек излучал подкупающее сердце добродушие, – о чем вы хотели со мной поговорить? Я так понимаю, у вас есть для меня какое-то дело.

Женщина кивнула.

– Да, мистер Ричардс, – отозвалась она. – У меня есть просьба, которую, как я полагаю, только вы и сможете исполнить... – Она нервным движением стиснула сумочку на своих коленах. – Я хочу, чтобы вы отыскали моих детей! – сказала она. – У меня есть деньги, и я хорошо заплачу за ваши услуги, только отыщите их, пожалуйста. Для меня это дело жизни и смерти...

Мистер Ричардс продолжал улыбаться: казалось, не существовало ничего, способного лишить его душевного равновесия.

– Не стоит так волноваться, моя дорогая, – уверенным голосом