Чужая земля - Игорь Пресняков

Она так увлеклась, что не заметила, как сгустились сумерки. Полина зажгла ночник и поглядела на мать: «Как она спокойна! Даже не пошевелится. Устала, измучилась, сколько сил потеряла!»

В комнату, буднично пошаркивая подошвами, вошел Чистов. Он склонился над больной и подавил короткий вздох:

– Отошла.

Полина поднялась со стула и оттолкнула доктора.

– Что вы такое говорите? – негодующим шепотом спросила она. – Я все это время слышала ее дыхание!

Полина схватила запястье матери:

– Вот! – радостно воскликнула она. – Бьется сердце!

– Это – ваш пульс, – потупился Чистов. – Я же врач, вижу. Умерла! Не теребите ее… не надо.

Полина оставила руку Анастасии Леонидовны и испуганно отступила. Она вдруг отчетливо увидела, что лицо матери приняло какое-то бесстрастное, застывшее выражение.

– Поплачьте, легче станет, поплачьте, – мягко посоветовал Чистов. – Пойдите к себе, нам с Дашей нужно приготовить покойную…

«Покойную!.. Вот и все… Неужели так просто? – промелькнуло в голове Полины. – Разве может моя мама… – и так просто?..»

Она не замечала появившихся Даши и отца. Не чувствовала, как ее вывели в гостиную и усадили на диван.

«…Просто! До банального просто…»

* * *

Резкий повелительный голос отца вернул Полину к жизни.

– …Да, Паша, – венки, лучший гроб… Неброский, но хороший…

Она решительно встала и направилась в кабинет Кирилла Петровича.

– Мама просила похоронить ее по-христиански, – сказала Полина тихо, но очень твердо.

– С ума сошла? – устало отозвался Черногоров. – Хоронить с попами члена партии, контрольной комиссии?..

– Мама. Просила. Похоронить. Ее. По-христиански! – отчеканила Полина. – И не вздумай перечить!

– Ну хорошо, – покорно кивнул Кирилл Петрович. – Твоя воля… И ее, конечно… Одна просьба…

– Что еще?

– Организуйте похороны вне города, без шума.

– Обещаю. Ваша репутация, товарищ полпред, нисколько не пострадает, – презрительно усмехнулась Полина.

В маленькой деревеньке Протва, что верстах в трех от города, у Даши нашелся знакомый священник. Местные мужики подрядились выкопать могилу и сделать все «по чину».

Церемония официального прощания закончилась в одиннадцать часов. Губернские партийные вожди с женами, коллеги по контрольной комиссии, знакомые и соседи в последний раз постояли у гроба и разошлись до поминок.

Около двенадцати во двор въехал пароконный катафалк и «паккард» Черногорова. В машину сели Полина, Даша, Рябинин и дочь Платонова Татьяна.

У железнодорожного вокзала к процессии присоединился «пежо» Сиротина. Рядом с Глебом сжалась в комочек отстраненная, без единой кровинки в лице Решетилова.

Разбитый, слегка прихваченный ночными заморозками проселок казался нелепым и уродливым посреди заиндевевшего посеребренного поля. Машины буксовали, выбрасывая густые клубы бело-синеватого дыма. Наконец дорога пошла в гору, впереди зачернели голые деревья, бревенчатые стены изб.

Старенький священник в накинутом поверх рясы тулупе ждал на паперти скромной церковки.

– Сюда, сюда, – участливо приговаривал он.

Священник дошел до бокового придела и указал на приготовленную скамью. Сиротин с Андреем опустили гроб и сняли шапки. Священник зажег две большие свечи, поглядел на подымавшийся из рта молодых людей пар.

– На дрова совсем нет средств… – смущенно пробормотал он. – Уж потерпите…

Священник направился было в ризницу, но Полина остановила его.

– Простите, я хотела спросить, – еле шевеля замерзшими губами, прошептала она.

Священник оглядел девушку цепким живым взглядом:

– Вы – дочь покойной?

– Да.

– Идемте в ризницу, там и поговорим, – коротко кивнул бородкой священник.

Затворив дверь, он сбросил свой тулуп и приготовился слушать.

– Видите ли… – потупилась Полина, – у мамы нашелся крестик… Обычно она его не носила… Как с ним поступить?

– Повесьте крест на шею покойной – так заведено.

– Извините, я никогда прежде не была в церкви… – нетерпеливо повела рукой Полина. – Мне очень неловко… Креститься надо?

– Тем, кто верует, – грустно улыбнулся священник. – Если вы опасаетесь огласки, не сотворяйте креста, оставив при этом сердце открытым Богу. «Ибо слово Божие живо и действенно и острее всякого меча проникает до разделения души и духа, суставов и мозгов и судит помышления и намерения сердечные».

– Я не сильна в вере, – вздохнула Полина. – Что вы под ней понимаете?

– «Вера же есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом…» Понять нелегко, если вам чужда духовная практика. Нынче принято упрощать веру, сравнивать ее лишь со страхами людскими и пустым идолопоклонством. Однако в Святом Писании сказано, что мы не должны думать, будто Божество подобно золоту, или серебру, или камню, получившему образ от искусства и вымысла человеческого. Вот скажите, есть ли в жизни для вас нечто сокровенное, чистое, почитаемое вами, как бесценный дар?

– Моя любовь, – покраснела Полина.

– Вы любите искренне?

– Всей душой.

– Святой апостол Иоанн Богослов сказал: «…если мы любим друг друга, то Бог в нас пребывает, и любовь его совершенна в нас…»

Полина удивленно подняла брови:

– Неужели то, о чем вы говорите, и есть вера?

– Если судить не очень строго, – да.

– Странно…

– А вы чувствуете, как умиляется душа при упоминании о любви и Боге? – Священник заглянул Полине в лицо. – Спросите сердце свое!

– Вы правы, – подхватила она. – Мне стало легче и… как-то по-особенному уютно…

– Не объясняйте, – предостерегающе поднял ладонь священник. – Не время сейчас…

Полина вспомнила о матери и, укоряя себя, заплакала.

– Господь слышит вашу скорбь, – продолжил священник. – И от всех скорбей избавит вас. Ибо: «Близок Господь к сокрушенным сердцем и смиренных духом спасает». Смиритесь! Как сказал святой апостол Павел: «Говорю вам тайну: не все мы умрем, но все изменимся… ибо тленному сему надлежит облачиться в нетление, и смертному сему – облечься в бессмертие…» Ступай, дитя, приготовься проводить мать свою. И храни тебя Бог!

* * *

На обратном пути Полина и Андрей пересели в автомобиль Глеба. «В хорошем месте мы похоронили маму, – с грустью думала она. – Буду приезжать на это тихое кладбище, беседовать со священником…»