Сердце королевы - Кристина Кашор

На улице Биттерблу хорошенько натянула капюшон, ибо в холодном ночном воздухе чудилось обещание дождя. Добравшись до кладбища, она заметила во мраке силуэт. Потянулась к ножам – и узнала Сафа.

– Искра, – сказал он.

И когда он шагнул к ней, она в одно мгновение поняла что-то важное. О его золоте, его безрассудстве, безумном блеске краски на его лице. О его живости, неотесанности и искренности, которые вдруг слишком отчетливо напомнили ей Катсу, и По, и всех, кого она любила, рядом с кем сражалась и за кого тревожилась.

– Искра, – затаив дыхание, повторил Саф и остановился перед ней. – Я ждал тебя, чтобы извиниться. Прости за то, что устроил.

Она подняла на него взгляд, не в силах ответить.

– Искра, – сказал он, – почему ты плачешь?

– Я не плачу.

– Я тебя расстроил, – сокрушенно произнес он, шагнул к ней вплотную и притянул к себе, обнимая. А потом начал целовать, и она потеряла всякое представление о том, откуда взялись слезы.

На этот раз все было иначе – из-за тишины и потому, что они были одни. Здесь, на кладбище, они оказались единственными людьми на всей земле. Что-то переменилось, он стал более нежным, слишком нежным – нарочно. Он нарочно сводил ее с ума, разжигая желание и дразня; это было ясно по его улыбке. Биттерблу смутно ощущала, что слои одежды мешают им касаться друг друга так, как ей хотелось бы.

– Искра.

Он пробормотал что-то, но она не расслышала.

– Что?

– Тедди меня убьет.

– Тедди?

– Понимаешь, ты мне нравишься. Знаю, я не подарок, но ты мне нравишься.

– Мм?

– Знаю, ты мне не доверяешь.

Мысли лениво ворочались в голове.

– Нет, – шепнула она, поняв и заулыбавшись. – Ты вор.

Теперь уже Саф улыбался так широко, что неудобно было целоваться.

– Я вор, – сказал он, – а ты тогда лгунья.

– Саф…

– Моя лгунья, – прошептал он. – Сочини что-нибудь для меня, Искра, а? Скажи, как тебя зовут.

– Меня зовут… – прошептала Биттерблу и осеклась, застыв, оторвавшись от поцелуя. Она едва не произнесла свое имя вслух. – Саф. – В голове загудело от резкости и боли внезапного пробуждения. – Стой, – выдохнула она. – Стой. Дай мне подумать.

– Искра?

Она попыталась отстраниться; сначала он удерживал ее в кольце рук, но вскоре тоже очнулся.

– Искра? – позвал он снова, отпуская ее и озадаченно моргая. – Что такое?

Она смотрела на него широко распахнутыми глазами, полностью теперь осознавая, что делает здесь на кладбище с юношей, которому нравится и который не подозревает, кто она такая. Не подозревает о размахе лжи, о которой только что ее попросил.

– Мне нужно идти, – сказала она, потому что ей необходимо было оказаться подальше от него, чтобы он не сумел прочесть этого осознания у нее на лице.

– Сейчас? – удивился он. – Что случилось? Я тебя провожу.

– Нет. Мне нужно идти, Саф.

Она отвернулась и убежала.

«Больше никогда. Мне больше никогда нельзя к ним ходить, как бы ни хотелось.

Я что, спятила? Окончательно спятила? Ну и королева! Вот как, значит, я забочусь о собственном народе?

Отец гордился бы моей идеальной ложью».

Она позабыла обо всякой осторожности и бежала со спущенным капюшоном, не обращая внимания ни на что вокруг. И потому, увы, была не готова, когда почти у самого замка от темного дверного косяка отделился человек и зажал ей рот ладонью.

Помогли тренировки. Биттерблу сделала, как учила Катса, – камнем рухнула вниз, удивив нападавшего неожиданной тяжестью, а потом ткнула его локтем во что-то мягкое. Он потерял равновесие, и она упала вместе с ним, тяжело дыша, с руганью и воплями пытаясь выхватить ножи. И вдруг небольшая тележка, стоявшая на другой стороне улицы, превратилась в фигуру, замотанную в холст. Она бросилась к ним, размахивая руками, хлопая тканью, сверкнула лезвием ножа и погналась за нападавшим. Тот кинулся прочь.

Биттерблу лежала в сточной канаве, куда ее откинуло, в абсолютном оцепенении. Постепенно до нее дошло, что она осталась одна. «Великие небеса, это что сейчас было?»

С усилием поднявшись, она оценила ущерб. Болели голова, плечо и лодыжка. Ничего не сломалось, не вышло из строя. Коснувшись зудящего лба, Биттерблу увидела на пальцах кровь.

Уже куда более осторожно она пробежала остаток пути до замка и, миновав стражу, отправилась искать По.

У себя его не было.

Глухой ночью покои Катсы казались еще более удаленными, чем на самом деле. К тому времени, как Биттерблу к ним добралась, голова у нее раскалывалась от боли, а все мысли поглотил один вопрос: знал ли схвативший ее человек, на кого нападает, или пытался ограбить случайного незнакомца? И если знал, то что именно? Думал ли он, что нападает на королеву или на шпиона королевы? Или, быть может, на безымянного друга Сафа и Тедди? Пока они боролись на земле, догадался ли он, кто она такая? Сама она его не узнала. И голоса не слышала, не поняла, монсиец ли это был. Она вообще ничего не поняла.

Остановившись у покоев Катсы, Биттерблу постучала.

Дверь резко приоткрылась, и в образовавшуюся щель втиснулась Катса, обмотанная простыней, со сверкающим взглядом, загораживая вход обнаженными плечами.

– А, привет, – сказала она, отпуская дверь. – Что случилось? С тобой все хорошо?

– Мне нужен По. Он не спит?

В распахнутом проеме показалась кровать, на которой спал По.

– Он очень устал, – ответила Катса. – Солнце, что случилось? – спросила она снова.

– Около замка на меня кто-то напал, – сказала Биттерблу.

Глаза Катсы вспыхнули синим и зеленым огнями, а По сел в постели, словно механическая кукла.

– Что такое? – сонно пробормотал он. – Тигрица? Уже утро?

– Еще ночь, на Биттерблу напали, – сообщила Катса.

– Моря! – воскликнул По и вылетел из постели, волоча за собой простыню. Он завязал ее вокруг пояса, шатаясь туда-сюда, словно проснулся не до конца. Разбитое лицо его выглядело совершенно непрезентабельно. – Кто? Где? На какой улице? Какой у них был говор? Как ты? Вроде бы все хорошо. Куда они побежали?

– Я даже не знаю, хотел он напасть на меня или на шпиона, которым я притворялась, – сказала Биттерблу. – И не знаю, кто это был. Я его не узнала, и он молчал. Но я уверена, что там была та Одаренная, По. Племянница Холта с Даром маскироваться. Кажется, она мне помогла.

– Правда? – По на мгновение застыл, а потом упер руки в бока и нацепил на лицо маску подозрительно нарочитой беспечности.