Ячейка 402 - Татьяна Дагович

– А я здесь живу, Любонька. Не в этом доме, разумеется, в том – он указал на такое же старое, но свежеотреставрированное и раскрашенное в резкие цвета здание через дорогу. – Как-нибудь можешь зайти в гости, если захочешь.

– Не захочу! – ответила тоном обиженного ребёнка.

– Тогда можешь не зайти.

Оба смотрели наверх. Наконец дальний знакомый спросил:

– Что, радуешься новости? Последние взгляды на поэтичные уголки родного города? Я бы на твоём месте носил с собой фотоаппарат, всё прилежно снимал. Такие кадры сделаешь только здесь. Смотри – эти перила, сосульки и перспектива вниз… люк обязательно, и совсем немного зацепить небо. Скоро не останется таких картинок! Будут одни тортики. – Он указал на свой дом. – А на новом месте фотографии придадут тебе веса. Теперь тебе самой пробивать дорогу, папы рядом не будет.

– Я не фотографирую. Я ищу знакомых, но, похоже, их здесь нет.

– Совершенно верно, их здесь нет! Они были здесь без прописки и, откровенно говоря, только мешали. А зачем тебе эти знакомые?

– Вы их всё равно не знаете. Просто хотела навестить, давно не виделись. Я даже не уверена, что в этом доме, я по памяти искала. Подожду ещё – вдруг они появятся. Может, за хлебом вышли. Так что вы можете идти.

– Не думаю, что здесь дело в хлебе.

– Я хотела, чтобы они мне рассказали сказку, – неожиданно для себя призналась Люба капризным голосом. С тех пор как её бросили, все слова против её воли получались капризными или раздражёнными. – Пусть закончат старую или расскажут новую!

Знакомый рассмеялся:

– Они сейчас слишком далеко для сказок. И не нужны тебе эти сказки. Страсти, преображения, ночные стоны – оно тебе надо? Если ты из-за Шарвана…

– Опять это идиотское имя! – Теперь она вспомнила, что зовут знакомого Леонидом Ивановичем и что он как-то связан с её бывшим женихом. – Нет, это не из-за Георгия. Он здесь ни при чём, он мне всё равно не подходил. Он был старым для меня. Десять лет разницы – нет, спасибо. Мне хотелось всего лишь пообщаться с этими… женщинами. Что, не имею права? Я свободный человек или нет?

– Пока нет! – улыбнулся собеседник. – Но ничего, скоро всё изменится. Родители с тобой пока не говорили?

– Говорили. Ежедневно по три часа. Сейчас ещё вы говорите.

– Я имею в виду – они ещё не говорили, что хотят тебя отправить в Гренобль завершать образование?

– Я очень рада! Жаль, что мне забыли сообщить. Что меня не удивляет.

– Не слышу радости в голосе. И правильно – нечего тебе в захолустье делать, это им нужно, чтобы у тебя в жизни ничего не происходило. Требуй Париж, сейчас они на всё согласятся – переживают. Так и скажи – или Париж, или никто никуда не едет.

Впервые с начала разговора отвлеклась от окон. В глазах загорелись огоньки – из памяти как живые возникли улочки Латинского квартала, и она представила себе, что может быть там не приезжей, а причастной.

– И запомни. Попробовать нужно всё, но, что бы ни пробовала – никогда не сомневайся в плотности мира. Никаких русалок, никакой воды. Здесь жила одна старуха, она переехала в дом престарелых. Квартиру выкупили, потому что дом будут реставрировать. Ты знаешь, как это делается. Не знаешь? Ничего, узнаешь. И Георгия забудешь. Будут у тебя ещё нормальные мужики. Тебе достаточно один раз поверить в плотность мира – это необратимо.

И Люба ушла, больше не думая ни о странных снах, ни о предателе Георгии, а только о том, что у неё всё будет хорошо, и будет интересная учёба, и нормальный влюблённый в неё мужчина, с которым они будут проводить долгие ночи, и мама наконец перестанет ей гладить нижнее бельё и давать витамины в капсулах.

Леонид же Иванович, с чувством выполненного долга удаляясь от двух домов – в отремонтированном никогда не жил он, в запущенном никогда не жили русалки, – мысленно продолжал рассуждать: «Да, один раз поверить – и это необратимо, как наркотики. Но, с другой стороны, если не верить, игра теряет смысл. Допустим, проигрывающий в шахматы видит выход в том, чтобы ходить конём прямо. Он договаривается с партнёром. Тот ничего не имеет против, хочет уберечь друга от разочарования поражения. Но какое удовольствие в подобной игре? Рано или поздно обоим станет скучно, потому что результат не будет зависеть от их действий. Нет, играть нужно по правилам. Никакого воздействия религиозных убеждений на рельеф местности».

Машина и мысли двигались за город. К галерее.

В детской шептались. Серёжа шептал: он подслушал, что их скоро переведут в другой корпус. Наверно, в пятый, к больным. Потому что они совсем не работают.

– Я могу работать, – задумчиво проговорила Света.

Саша дремал, отвернувшись к стене. Катя громко громко вздохнула – так, что вверху вздрогнула паутина. Остальные озабоченно посмотрели на неё. Насморк у Катюши не прошёл до сих пор.

– В пятый корпус, – продолжил Серёжа. – Там все больные. Там никогда не горит свет, потому что экономят свет, и их не кормят вообще. Им ставят внизу, под лестницей, большущую кастрюлю с водой и кастрюлю с таким… ну как это называется… Помоями. Одну. Они весь день ползут к этим кастрюлям. И сёмгают лёжа, как собаки. А кто туда свалился, те захлёбываются, и там и остаются, в кастрюле, а остальные продолжают есть.

– Фу! – ужаснулась Света.

– Что ты мелешь! – пробормотал сквозь дрёму Саша. – Кто тебе такое сказал?

Света глянула на Сашу с беспокойной надеждой.

– Подслушал! – повторил Серёжа, упрямо уставившись на одеяло.

От солнца изморозь на стёклах поплыла. Солнечный свет блестел на ножках кроватей. Саша сел, коротко зевнул.

– Так. Там, слева, в окне прекрасно видно пятый корпус! Вечером увидите: он светится, как все корпуса. Никто там не ползает, никто никого не лакает. Обычная больница. Пугаете сами себя! Ане расскажу.

– Я была в пятом корпусе, когда болела, – заявила вдруг Катя. – Когда ангиной.

Коля сильнее сжал руку Светы, но она отдёрнула.

– Я лежала на большой-большой кровати. Белой. Сама я лежала. Мне давали мёд.

– Мёд?!

– Да, много мёда. Но, кажется, да, точно – было темно.

– Темно, наверно, было после отбоя? – недовольно подсказал Саша.

– А когда ты болела ангиной? – спросил Коля.

– Давно, я не помню. Ну когда уже Анечка придёт?

– Ей работать надо. Не скоро.

– Ну когда уже…

Саша отвёл глаза от Коли, который теперь держал обе Светины руки. Света бессмысленно и напряжённо смотрела мимо, через закрывающую глаза чёлку.

Серёжа, которого больше не слушали, тихо поднялся на ноги. Никто его ни о чём не спросил – мало ли, может, в туалет. А он ушёл.