Очарованный кровью - Дин Кунц

В тесноте тамбура ей сразу стало душно. Вероятно, здесь была недостаточно сильная вентиляция, однако Кот вполне допускала, что виной тому не слабый приток воздуха, а глухие, поглощающие звук стены, отчего ей казалось, что атмосфера в помещении сгустилась до предела и перестала быть пригодной для дыхания.

Кот протянула руку и сдвинула в сторону обтянутую искусственной кожей панель на двери.

За дверью горел неяркий розовый свет.

Дверной глазок был забран толстым стеклом, установленным, должно быть, для того, чтобы защитить Наблюдателя от кого-то или чего-то внутри.

Кот приникла к окошку лицом и увидела просторную комнату, величиной примерно с гостиную, под которой она была расположена. Освещал ее единственный светильник с тремя рожками; лампы розового стекла, ватт по сорок каждая, были забраны абажурами из плиссированной ткани, и кое-где в комнате разливались глубокие тени.

В глубине, на задней стене комнаты, висели на латунных стержнях парчовые красно-золотые занавески. Они словно загораживали окна, но здесь, в подземелье не было и не могло быть никаких окон. Судя по всему, эта декорация была предусмотрена просто для того, чтобы сделать помещение чуть более уютным. С той же целью служил и выцветший, отделанный бахромой гобелен на левой стене, едва освещенной розоватым светом; он изображал двух женщин в старинных платьях и широкополых шляпках, которые ехали верхом по весеннему цветущему лугу. На заднем плане зеленел молодой лес.

Меблировка включала пышное кресло с вышитыми салфеточками на спинке и подлокотниках; двуспальную кровать с белым подголовником и изображенной на нем сценкой, которую Кот не сумела рассмотреть; несколько книжных шкафов с накладным латунным орнаментом в виде листьев клевера; буфет с распашными дверями; небольшой обеденный стол с резным фартуком и двумя мягкими стульями в стиле «директории» с цветастой обивкой, а также холодильник. Огромный почерневший платяной шкаф с потрескавшимися резными цветочками на дверцах выглядел довольно старым, но вряд ли был действительно антикварной вещью. Впрочем, несмотря на облупившийся кое-где лак, он производил довольно солидное впечатление. Низенькая мягкая козетка стояла перед туалетным столиком, увенчанным трехстворчатым зеркалом в позолоченной трубчатой раме. В дальнем, самом темном углу Кот разглядела раковину и унитаз.

Но как бы странно ни выглядела эта подземная комната, напоминающая хранилище декораций для постановки «Мышьяк и Кружево», самым удивительным в ней была коллекция кукол. Толстые пупсы, Капустные Братья, Побирушка Энн и многие-многие другие старинные и современные, трехфутового роста и размером с палец, куклы были завернуты в кружевные пеленки или одеты в лыжные костюмы, роскошные свадебные платья» клетчатые комбинезончики, ковбойские джинсы, теннисные шорты, плюшевые пижамки, спортивные юбочки, японские кимоно, клоунские трико, клеенчатые плащи, прозрачные ночные рубашечки и матросские костюмчики. Игрушки заполняли собой книжные полки, выглядывали из-за стеклянных дверей буфета, восседали на платяном шкафу, толпились на холодильнике и стояли вдоль стен на полу. Остальные — сваленные в углу и в изножье кровати, с торчащими как попало руками и ногами, свернутыми на сторону головами — напоминали гору хрупов, принарядившихся перед отправкой в крематорий. Кукол было две или три сотни, и их маленькие лица, румяные в розовом свете люстры или мертвенно-бледные в тени, сделанные из папье-маше, фарфора, ткани, дерева, пластмассы и крашеной глины, тупо смотрели перед собой. Их стеклянные, тряпичные, оловянные, пуговичные и фарфоровые глаза отражали искорки света, и то сияли, если кукла сидела поблизости от светильника, то мрачно мерцали в темноте.

На мгновение Кот показалось, что все игрушки — за исключением некоторых, чьи зрачки скрывались за катарактой отраженного света, — умеют видеть и что в их жутких глазах горит огонек сознания. Ни одна из них не двинулась с места и даже не перевела взгляда, однако над толпой кукол как будто витала аура какой-то страшной жизни, словно убийца, — точно какой-нибудь колдун, — заточил в их телах души убитых им людей.

Бесшумная тень, скользнувшая по комнате и заставившая Кот вздрогнуть, оказалась той самой главной пленницей, ради которой она отважилась на это рискованное путешествие. Лишь только Ариэль выступила на свет, безмолвные куклы сразу утратили свою сверхъестественную силу. Она была самой очаровательной девочкой-подростком, каких Кот когда-либо видела. В жизни Ариэль оказалась даже красивее, чем на фотографии, которую Кот видела мельком. Розовый свет придавал ее распущенным прямым волосам чарующий золотисто-красный оттенок, хотя на снимке она была платиновой блондинкой. Тонкокостная, грациозная, легкая, она обладала неземной, ангельской красотой и казалась не живым человеком из плоти и крови, а посланницей неба, принесшей людям спасение, подарившей им надежду и ставшей для них путеводной звездой.

Одета она была в черные теннисные туфли, белые гольфы до колен, черную юбочку и белую блузку с коротким рукавом и черным кантом на воротнике и на клапане кармана — совсем как примерная ученица приходской школы где-нибудь в глубинке.

У Кот не было никакого сомнения, что убийца дал девушке ту одежду, в которой хотел ее видеть, и почти сразу поняла — почему. Судя по ее физическому развитию Ариэль явно исполнилось шестнадцать, однако в этом костюмчике она выглядела гораздо моложе. Скромная одежда, красноватый свет ламп, тонкие запястья, изящные пальцы и кисти — все это сделано ее похожей на одиннадцатилетку, слегка раскрасневшуюся после воскресной конфирмации, невинную и наивную.

Кот знала, что психопатов и маньяков определенного типа как магнитом тянуло к невинности и красоте, которую они могли бы отнять. Только после того как сорваны покровы целомудрия, когда красота раздавлена и уничтожена — только тогда эти чудовища начинали чувствовать себя выше тех, кому они завидовали и кого домогались с дьявольским терпением и изворотливостью. Светлый и широкий мир лишь тогда начинал до некоторой степени подходить маньяку для комфортного существования, когда посреди него красовался истерзанный, гниющий труп, некогда бывший прекрасным и невинным человеческим существом.

Девушка села в кресло.

В руках у нее была книга. Она открыла ее, перевернула несколько страниц и как будто погрузилась в чтение.

Ариэль не могла не слышать, как сдвигается закрывающая глазок панель, однако она ни разу не подняла головы и ничем не дала понять, что знает о присутствии наблюдателя. Должно быть, она решила, что ее — как и всегда — навестил пожиратель пауков.

Кот почувствовала, как сжалось ее сердце. Повинуясь нахлынувшим на нее чувствам, она громко окликнула пленницу:

— Ариэль!

Это имя кануло в конце как в безвоздушное пространство; казалось, оно замерло, едва успев сорваться с губ Кот, не разбудив даже эха.

Судя по всему, комната, в которой томилась Ариэль, также была снабжена звукоизоляцией, может быть, даже еще более надежной, чем тесный тамбур между двумя дверьми. Такая забота о том, чтобы из подвала наверх не проникло ни единого звука, ни единого крика, свидетельствовала о том, что убийца время от времени приглашает к себе гостей. Возможно, на праздничный ужин по поводу какого-нибудь события или просто для того, чтобы посмотреть футбол и выпить пива в теплой мужской компании. То, что он отваживается принимать у себя посторонних, говорило о чрезвычайной дерзости и крайней самонадеянности убийцы.