Магиер Лебиус - Руслан Мельников

– Это у нас будет вместо эшафота, – безмятежным тоном сообщил Альфред.

Ванна вместо эшафота? Что-то новое. Непонятное что-то. Пугающе непонятное…

– Моему магиеру требуется кровь, – охотно объяснял маркграф, хотя никто его об этом и не просил вовсе. – Для работы, для экспериментов… Много крови. Ее следует собрать по-возможности больше. Должна же быть от бессмысленной казни хоть какая-то польза. А вы смотрите-смотрите, пфальцграф, на что обрекаете этих людей своим отказом.

Дипольд, стиснув челюсти, смотрел. Благо, вид крови его не пугал. А сегодня, судя по словам властителя Верхней Марки, крови будет пролито немало.

– Так о чем бишь я?.. – на миг задумался оберландский маркграф. – Ах, да… Нужна кровь. А вот руки и ноги – это хлам. Потом, возможно, пригодятся и они, но пока-Несчастный посол вдруг закричал. Это было невероятно, но он действительно не мычал, не стонал, а именно кричал. Ревел. Выл. Отчаянно и дико. Через кляп. Заткнутым ртом. Так кричат лишь от нечеловеческой боли. Неестественно глухой – приглушенный плотной скомканной тряпкой – вопль отчетливо донесся до ушей Дипольда.

Голем медленно, без спешки и без видимых усилий выкручивал и рвал человеческое тело на части. Вместе с веревками отрывая связанные конечности.

Руки – сначала.

Одну. Вторую.

После – ноги.

Одну. Вторую.

Крик-вой-вопль быстро слабел, стихал, захлебывался. И Дипольду казалось, он слышит уже и хруст костей, и треск лопающихся сухожилий, и чавкающий звук раздираемых мышц…

Четвертование завершилось.

Но это было еще не все.

Опутанные веревочными обрывками, оторванные, отломанные, вырванные конечности брошены в деревянное корыто. Пальцы на отделенных от тела руках и ногах еще шевелятся. Содрогающееся туловище с поникшей головой крепко держат стальные руки голема. Кровь, как с зарезанной свиньи, сливается в глубокую ванну…

– Нужна кровь, – снова слышит Дипольд невозмутимый голос Альфреда Оберландского.

И там же, над бронзовой ванной, производятся дальнейшие манипуляции…

– Еще нужны потроха, – спокойно, словно присутствуя при разделке заваленного на охоте вепря, продолжает маркграф.

А длинный стальной палец голема уже вспарывает человека от паха до горла. Одним движением – брюшину, ребра…

А стальная ладонь тщательно, не торопясь, выгребает исходящие паром внутренности, трепещущие органы, спутанные связки кишок. И все – в другую лохань. В пустую.

Ничто ни с чем не смешивается. Для всего здесь имеется своя емкость.

– Голова нужна тоже, – непринужденно сообщает Чернокнижник. – Желательно со всем ее содержимым. Но тут уж как получится…

Его слова на долю секунды предвосхищают действия голема. Затем рука механического палача отрывает, откручивает голову агонизирующего человека. Непростое оказывается дело: палец голема случайно выдавливает глаз.

– Как получится, – с кривой насмешкой повторяет маркграф.

Для голов тоже заготовлена отдельная посудина. Плетеная корзина.

Кровь с выпотрошенного, изодранного туловища все еще течет в ванну. И голем сейчас чем-то похож на служанку, выжимающую стираное белье. Потом что осталось – а остался, собственно, драный кусок мяса с переломанными, перемолотыми костями! – падает в короб. Бесформенная масса, в которую обращено туловище человека, много места не занимает. Видимо, и для этих останков хозяйственный магиер найдет какое-нибудь применение.

А ведь такая последовательность казни выбрана не случайно, – понимает Дипольд. Расчет сделан на то, чтобы казнимый подольше мучился перед смертью. И чтобы пленный пфальцграф дольше наблюдал за этими мучениями. Казнимый жил, когда ему одну за другой отрывали руки и ноги. И после четвертования, когда вскрывали нутро, – жил тоже. Он был жив, даже когда из его разорванного нутра тянули внутренности. Окончательно агония затихла лишь после того, как стальные пальцы обезглавили тело.

– Продолжить, пфальцграф? – бесстрастно поинтересовался змеиный граф.

Дипольд промолчал.

Механический палач продолжил.

Второй казнимый тоже кричал в кляп. Страшно кричал и хрипел, пока его неторопливо раскладывали по лоханям. Ждавшие своей очереди остландцы тихонько подвывали. Некоторые плакали.

Потом – третий.

Дипольд чувствовал, как с каждой новой смертью наливается, переполняется… чем? Ненавистью? Да. Яростью? Да. Но чем еще? Чем – помимо? Трудно было сейчас разобраться в своих чувствах. Его распирало. Его разрывало. Будто он не здесь, а там, внизу, в стальных пальцах-клещах, над ванной для сбора крови.

Нет, сожаления о сделанном выборе не было. Потому что выбор – верный, правильный. И угрызений совести нет тоже. В этом маркграф просчитался. Конечно, отказавшись написать письмо отцу, Дипольд обрекал несчастных послов на нечеловеческие страдания. Но что бы изменило его согласие? Если помилования все равно не будет. А будет только клетка. А после клетки – мастератория. Рано или поздно, но магилабор-залы послам не избежать. Они все равно погибнут рано или поздно. В не меньших, а, быть может, и в больших мучениях. А раз так, сейчас из их смерти следовало извлечь максимум выгоды.

Чтобы сейчас – не зря все… Чтобы потом… Отомстить чтобы… И за это – тоже…

Дипольд, не поворачивая головы, скосил глаза вправо, влево… Взоры всех присутствующих обращены вниз. Все наблюдают за казнью. Не понять только, куда смотрит из-под своего капюшона магиер. Однако от глаз Лебиуса можно укрыться за грудами недоеденных яств, за кубками и кувшинами. Не самому укрыться, конечно, – укрыть руку. В которой – вилка.

Сзади, за спиной, правда, еще стоит голем. Но будет ли этот механический болван обращать внимание на такие мелочи, как вилка в руке пленника, если сам пленник сидит спокойно и не дергается? А вот сейчас и проверим…

Осторожно, стараясь не звякнуть цепью, Дипольд чуть согнулся над столом и поднес вилку… Не ко рту – к расстегнутому камзолу. И – туда ее, за пазуху. Быстро, незаметно. Небольшой двузубец нырнул куда надо. Дипольд зажал добычу правой подмышкой. Готово! В его положении, с кандалами на руках, сидеть вот так, прижав локти к бокам, вполне естественно. Никто ничего заподозрить не должен. Никто. Ничего. Удержать бы только добычу, чтобы не выпала, не выперла у пояса, стягивающего камзол. И еще… Столь же быстро и осторожно, как он спрятал одну вилку, Дипольд взял со стола другую. Похожую.

Замер в напряженном ожидании.

Вроде бы оберландцы подмены не заметили. И голем за спиной не скрежещет, не тянет руки, не поднимает тревоги.

– Ну, так что, ваша светлость? – к Дипольду повернулся маркграф. – Быть может, довольно?