Темное дело - Лариса Соболева

Пять сотен, на которые он покосился, развеяли остатки сомнений, он сказал:

– Я готов. Вы спросили… А, да! Видите ли, Серафима, я в течение десяти лет развлекаю народ, всего и всех не упомнишь.

– А вы еще раз посмотрите, теперь вам понятно, что от вас требуется, думаю, вспомните.

Он посмотрел всю запись, длившуюся двадцать минут, но вспомнил, когда Сима показала фотографии Яны и ту, где запечатлен поцелуй:

– А, так это подруга Виолетты – горничной в нашем отеле. Да, да… было. Виолетта попросила устроить так, чтобы на ее подругу обратил внимание один молодой человек… Ба, да это ж вы! – Гримаса хлопнул себя ладонью по лбу, улыбаясь Никите будто родному. – Девчонки клеили открытки для лотереи сами, это была их затея, пометили, чтобы моя партнерша отдала тем, к кому они должны попасть, нам осталось только вытащить нужные фишки. Номера я помнил… дал задание… Удачно получилось, мы стали часто разыгрывать фанты. Простите, не знал, что вас будут шантажировать.

– А вы не помните, кто снимал поцелуй? – спросила Сима.

– На вечерах многие щелкают фотоаппаратами, это же память.

– И Виолетта была на том вечере?

– Что вы, горничным нельзя, хозяин строго-настрого запретил. Хочешь отдохнуть – иди в другой ресторан, у нас здесь этого добра…

– Еще вопрос: подруга Виолетты жила в этом отеле?

– Мм… Да! У нас тогда сезон выдался необычайно удачный, приходилось часто программы вести и в этом отеле, и в других, а реквизит здесь, в подсобке. За аренду, разумеется, мы платим. Я возил реквизит в багажнике, а все не увезешь, то забыл что-то, то поменять приезжал. И встречал девушку… раза три. Да.

Никита пододвинул к нему доллары, Гримаса рассыпался в благодарностях, не чаял и не гадал, что за такую ерунду получит пять сотен баксов. Свернулись быстрей, чем готовились к показу, Серафима с Никитой первыми вышли во двор, миновали его, она радовалась, будто выиграла в джекпот миллион:

– Боже мой, как повезло! Так просто! А он… Аванесов… честно отрабатывал баксы, очень старался. Как здорово! Теперь нам осталось расколоть Виолетту… Лично мне ясно: в номере снимала Яну она, а вот дальше… Станет ли говорить?

– Ты убедишь ее, у тебя дар…

Никита обнял ее за плечи, и Сима в очередной раз чуть не растаяла, но вдруг раздался приглушенный и короткий мужской крик. Несколько мгновений оба прислушивались, замерев, но крик не повторился, только неотчетливо раздавались хрипение, удары, возня.

– Это во дворике, – дошло до Никиты. – Гримаса должен был идти за нами следом…

– Никита!

Серафима попыталась удержать его, когда он рванул назад, она и ахнуть не успела, а Никита забежал за угол. Девушка всплеснула руками, прошлась туда-сюда, а стоило ей представить, как на его голову обрушивается «тяжелый предмет» под условным названием дубина, и она помчалась за ним. А что там бежать! Три с половиной шага.

Попав во двор, Серафима в растерянности стала как вкопанная, не понимая, кто где и к кому бросаться на помощь. На освещение задних дворов люди особо не тратятся, а зря. Свет падал жуткий, тусклый и все равно бил по глазам, но она видела потасовку. Одни силуэты… переплетались, падали…

– Не меня, дурак! – прорычал некто, но не Никита. – Его! Его хватай…

– А… а… а… – Это был стон, жалобный и протяжный.

– Прекратите… – сказала Серафима строго, правда, тихо, ее и не услышали. Но если так дальше пойдет, то живых не останется. – Я милицию вызову… уже… вызываю…

Вдруг один отлетел и упал на ящики, потом второй отлетел в противоположную сторону и шмякнулся на землю, а тот, кто остался стоять, кинулся к Серафиме. Она присматривалась, кто к ней бежит, но так и не поняла, потому что свет падал сзади. Вдруг человек налетел на нее, схватил за плечи и отшвырнул.

Серафима оторвалась от земли, пару секунд находилась в свободном полете, затем грохнулась. И как-то очень неудачно. Одна рука провалилась между картонными коробками, по лицу проехалось нечто шершавое, вторую руку угораздило попасть между ящиками с бутылками, бедра ударились о что-то твердое, еще и сверху упал какой-то мешок. Но больше всего не повезло правой ноге, она застряла между какими-то железками и под тяжестью тела вывернулась, если вообще не сломалась, – боль была просто адская. От ужаса и боли Серафима стиснула зубы и молчала.

– А… а… – стонал Гримаса, лежа на спине, раскинув ноги и руки.

Ивченко поднялся первым, отряхнулся, кинулся к стонущему, наклонился:

– Живой, дурик?

– Немножко нет, – простонал Гримаса. – Что это было?

– А ты не помнишь?

К этому времени и Никита пришел в себя, потряс головой, приводя ее в норму, после тоже подошел к Гримасе, спросив Ивченко:

– Что тут произошло?

– Да вот, – кивнул тот на массовика, – душили его.

– А мы перед этим с ним поговорили, слышим – крик, я кинулся назад, сразу понял, что это Гримаса.

Начали помогать массовику встать на ноги, внезапно Никита бросил его (бедняга снова упал), вспомнив о Серафиме:

– Сима… Сима!.. – Побежал к выходу, не на шутку перепугавшись, она ведь не отвечала. – Сима! Черт, куда ты делась? Серафима!..

– Я… где-то тут… упала… – раздалось кряхтение.

Никита кинулся на звук ее голоса, да сам едва не распластался. Он отбрасывал коробки, подключился Ивченко, полузадушенный Гримаса стоял, опершись о стену.

– Откуда здесь эта свалка? – пыхтел Никита.

– Она всегда здесь была, – простонал Гримаса.

– Сима! – Никита увидел ее, схватил, но она ойкнула. – Что такое?

– Болит… Ногу вытащи… застряла…

Никита ощупал ногу, высвободил, а вторая, причинявшая боль, действительно застряла между какими-то прутьями.

– Это решетка для камина, – просветил Ивченко, помогая освободить Серафиму. – Умудрилась же ты залезть в эти прутья. Надо снять кроссовку.

Никита расшнуровал, а когда снимал кроссовку, Серафима стонала и кусала губы, конечно, ногу вытащили, но она на глазах распухала.

– Давай отнесем ее в травмпункт? – предложил Ивченко.

– У меня машина… – проблеял благодарный Гримаса.

Никита взял Серафиму на руки, девушка, обхватив его шею, зашептала ему на ухо, перемежая слова стонами:

– В травмпункт нельзя. Там записывают данные, выясняют происхождение травм, а у нас драка, и сообщают милиции.

– Мы домой поедем, – сказал Никита громко. – Я ее вылечу.

– Я провожу вас, – вызвался Ивченко.

Однако Гримаса был совсем плох, от страха или шока – никто не сказал бы, главное, не от того, что его душили. Вопрос упирался в колеса, Ивченко предложил доехать до его машины, пересесть, а травмированный сам потихоньку, полегоньку… Правда, предупредил его, чтобы из дома, – Гримаса имел квартиру в поселке, – ни ногой, а то второй раз некому будет спасти его.