Первый, случайный, единственный - Анна Берсенева

Она приоткрыла дверь, заглянула в комнату. Георгий лежал на спине, подложив руки под голову, и смотрел в потолок. Шторы не были задернуты, белела в полутьме повязка на его голом плече.

– Ты не спишь, Егор? – спросила она. – А я, знаешь, тоже не сплю…

– Это я тебя растревожил, вот дурак! – сказал он, садясь на кровати. – Развел тут… Может, снотворное примешь? Мне твой брат сегодня принес. Антибиотик уколол, перебинтовал опять…

– Что же ты сам не примешь? – спросила Полина.

– Иди ко мне, – позвал он вместо ответа. – Посиди немного.

Полина быстро подошла к кровати, села. Георгий снова лег и сразу взял ее за руку, только уже не сжимая, а держа осторожно, как птицу.

– Мне хорошо, когда ты так сидишь, – тихо сказал он. – Почти легко… Может, ляжешь?

Полина сбросила валенки и, не раздеваясь, легла рядом, сразу оказавшись где-то у него под мышкой. Он обнял ее, положил руку на ее плечи, и она почувствовала его дыхание на своих волосах.

– Ты спи, – сказал Георгий. – Не обращай на меня внимания.

– Это трудно, – тихо засмеялась Полина.

– Не обращай, не обращай, – повторил он. – Удобно тебе так лежать? Я, наверное, сейчас усну. Со мной, знаешь, что-то такое странное стало – мгновенно усталость накатывается, или не усталость, а не знаю что. – Полина расслышала, что язык у него заплетается. – Вроде только что ходил, говорил, и вдруг все, шевельнуться не могу, вот как сейчас, даже стыдно…

– Ну и не шевелись, – снова засмеялась Полина. – И чего тебе стыдно? Я что, требую, чтоб ты шевелился?

– Ничего ты не требуешь. – Он поцеловал ее в макушку. – Ты очень хорошая.

– Ну, спи тогда, раз хорошая, – сказала Полина. – А то говоришь, что шевельнуться не можешь, а сам никак не заснешь. Тебе отдохнуть надо, Егорушка, – добавила она. – Уснешь, проснешься – и все пройдет. Ты же совсем еще больной.

– Как же все по-дурацки… – пробормотал он; Полина почувствовала, что он наконец засыпает. – Я бы тебя на руках носил…

«Если бы что?» – подумала Полина.

Но спросить было уже не у кого – Георгий уснул.

Когда Полина проснулась, он еще спал.

Она сразу почувствовала, что он спит, еще до того почувствовала, как открыла глаза, и даже до того, как вообще проснулась. Она просто почувствовала его рядом с собой – это было так странно, так необычно!

Сначала она боялась пошевелиться, чтобы его не разбудить, и даже глаза боялась открыть, как будто он мог проснуться от того, что у нее дрогнут ресницы. Но потом все-таки открыла глаза и сразу поняла, что его и пушками не поднимешь.

Он спал как каменный – кажется, вообще не шелохнулся за ночь. Во всяком случае, его рука по-прежнему лежала у Полины на плечах, а щека была прижата к ее макушке. И ей не хотелось вставать, а хотелось лежать так всегда.

«Хоть живой водой его поливай, или какой там поливают?» – подумала она, вспомнив всякие народные сказки про богатырей.

Но поливать она Георгия ничем, конечно, не стала, и вставать когда-нибудь все равно пришлось бы, поэтому Полина осторожно выскользнула из-под его руки, слезла с кровати и на цыпочках вышла из комнаты.

На кухне все было как вчера. Стол был завален кусочками смальты, громоздились по углам внушительные глыбы мрамора и гранита, лежали на подоконнике кусачки, зубило, молоток… Полина смотрела на все это с каким-то странным изумлением. Ей не верилось, что ничего не изменилось, что ее окружает обычная, ничем не встревоженная жизнь, когда в душе у нее все встревожено и взбудоражено.

Но солнце ясно светило в окно, стекло было радостно разрисовано морозом, и к тому же пора было позавтракать. К счастью, Полина еще накануне притащила от родителей еду в двух кастрюльках, поэтому можно было не бежать в магазин.

Заглянув в кастрюльки, она обнаружила голубцы, плавающие в крепком томатном бульоне, и плов. Только мама была способна приготовить два таких блюда одновременно! Почему плов, понятно: обожаемый Ванечка наконец начал хоть что-то есть, и именно плов, потому что ему нравилось считать рисинки. А голубцы, наверное, мама сделала на первое.

Может быть, правильнее было бы разделить еду на завтрак и обед, но Полина решила, что Георгий вполне в силах съесть все сразу, поэтому так и надо сделать, а к обеду видно будет.

На этот раз она услышала, что он проснулся. В комнате открылась форточка, по полу сразу потянуло холодом, зашумела в ванной вода. Потом Георгий постучал о дверной косяк – дверь в кухню была открыта – и появился на пороге.

– Ну, Полина! – Он покрутил мокрой головой и улыбнулся. – Как это я, а?

– Что – как? – удивилась она.

– Да спал как бревно. Или как мертвец.

– Почему же? – засмеялась Полина; впрочем, ассоциации с бревном, а особенно с мертвецом ей совершенно не понравились. – Ты был теплый и сильно дышал.

– В смысле, храпел? – смущенно спросил Георгий.

– В смысле, дышал. Я же говорю – сильно, а не громко. Ты внутри себя дышал.

– Ну, не знаю. – Он пожал плечами. – Мне показалось, я в яму какую-то провалился. Но это же и хорошо, – добавил он, наверное, заметив, что по ее лицу пробежала тень. – Мне и брат твой сказал снотворное принимать, чтобы никаких снов, да я и сам это знаю. А ты давно проснулась? – спросил он. – Я смотрю, уже жаришь что-то…

– Не жарю, а разогреваю, – уточнила Полина. – Думаешь, я в состоянии плов приготовить или, того хлеще, голубцы? Это мамины произведения.

Как только она увидела его, такого утреннего, высокого, с потемневшими от воды волосами и светло-карими, без ночной тяжелой дымки глазами, ей сразу стало легко, и даже странное, совершенно незнакомое, тревожащее душу чувство, с которым она смотрела, как он спит, – тоже улетучилось.

– Неудобно как-то… – пробормотал Георгий. – Брат твой меня лечит, мама кормит, ты вообще… Чернуху всякую выслушиваешь. А это что за камни? – спросил он, кивая на глыбы в углу.

– Это мне для мозаики надо, – ответила Полина. – Только ты поел бы сначала, а потом уж искусством интересовался, а?

– Я поем, спасибо, – кивнул Георгий, садясь за стол. – А при чем камни к мозаике?

– Ее из них делают, – объяснила Полина, поставив перед ним и перед собою по тарелке с голубцами. Себе она, правда, положила чисто символическую порцию, потому что голубцов в кастрюльке было, на ее взгляд, мало, да она и не привыкла есть по утрам такие фундаментальные блюда. – Откалывают мелкие камешки и делают. То есть только отчасти из камней, а так еще из смальты и из других разных кусочков, которые кусачками от всего откусывают. А ты давай голубцы пока что откусывай.

– А кто тебе их откусывает? – спросил Георгий.

– Голубцы? Никто, я сама.