Закрытый сектор - Михаил Николаев

А вот и наша сладкая парочка – Пат и Паташон. Были в XX веке такие комики. Большой и маленький. Тут, правда, разница ещё больше: пятьдесят тысяч километров и без малого пять тысяч. В общем, диаметры планеты и её спутника на порядок разнятся. Планету мы решили назвать Секонд. Как ни считай, она всё равно второй будет. Ну, а спутник мы уже давно Эдемом назвать успели. Сейчас посмотрим воочию, что это за Эдем. Вначале на экране, разумеется. А потом и ножками по нему прогуляемся.

Когда мы подошли к Эдему на тысячу километров, я попросил Бель немножко покрутиться вокруг него. Надо ведь место для посадки не с бухты-барахты выбрать, а осмысленно.

Что могу сказать – красивая планетка. Нет, я великолепно понимаю, что не планета это вовсе, а спутник Секонда, но крупненький такой спутник. Чуток меньше Титана, но определённо тяжелее. На поверхности преобладают зелёные тона. Даже в морях какие-то изумрудные оттенки просматриваются. Лишь на полюсах небольшие белые шапки, густо укутанные туманом. Так, а это что ещё за железяка? В северном полушарии на небольшом удалении от экватора у самого устья полноводной реки чётко просматривается металлический объект явно искусственного происхождения. Я прикинул размеры: километр с небольшим на двести метров с копейками. На одном из торцов расширение. Очень мне эта штуковина космический корабль напоминает. И, похоже, что он уже давно тут валяется. Лес успел вокруг вырасти. Но полностью скрыть корабль ему так и не удалось. Благодаря низкой силе тяжести местные деревья могут достигать в высоту полутора сотен метров. Это, конечно, очень много, но явно не достаточно, чтобы скрыть такого гиганта. Пожалуй, отсюда мы нашу экспедицию и начнём.

Я спросил Иннокентия и Бель, слышат ли они аборигенов. Оказалось, что нет. Только сильный, забивающий сознание фон, в котором почти невозможно вычленить отдельные «голоса». В принципе, при наличии на Эдеме большого числа телепатов именно так дело и должно обстоять. Мы ведь сейчас находимся на высоте тысячи километров и принимаем телепатические сигналы примерно одинаковой мощности с одной второй части всей поверхности. Надо спускаться вниз. Тогда мощность ближайших источников будет резко отличаться от тех, что находятся за горизонтом и прикрытых складками местности.

– Ну, что, – спрашиваю Гену, – ты с нами летишь?

– Конечно!

– И не боишься?

– Я вообще не умею бояться.

– Как это не умеешь? Все чего-нибудь боятся. Не все это показывают, но чувство страха периодически испытывают абсолютно все. Страх – это нормальная реакция. Она нужна для выживания. Человек, напрочь лишённый страха, долго не живёт.

– Я живу долго, и я не человек. У нас всё иначе. Мы просчитываем свои действия и в случае, когда какое-либо из них является опасным, просто не выполняем его. Ищем другой путь, не требующий риска.

– А если такого пути не находится вовсе?

– Тогда мы ждём, пока он появится. Сергей, мы очень старая раса и уже давно никуда не торопимся.

– А сейчас ты считаешь, мы ничем не рискуем?

– Сейчас определённый риск имеется. Но он не критичен. Вы с Иннокентием вполне можете за себя постоять, да и я не настолько прост, как вам кажется. Повторяю, мы очень старая раса. И уже давно привыкли договариваться с разумными контрагентами. А в том, что дырччи разумны у меня нет никаких сомнений.

– Ну, раз так – прошу в катер.

Забравшись в салон первым, я передвинул кресло Оли назад и сдвинул вбок, а на его место выдвинул то, которое было спроектировано под Гену. Я никогда не любил универсальных кресел, стандартных боевых и пустотных скафандров, типового оружия. И если имел такую возможность – всегда подгонял всё это под индивидуальные особенности руки или фигуры. Несколько раз это спасало мне жизнь. В этот раз возможность подогнать кресла под индивидуальные особенности своих напарников у меня была и я, разумеется, ей воспользовался. Ну и, конечно, об Оле не забыл.

Когда все расселись по местам, я задраил люк и откачал воздух из тамбура. В открытом космосе я просто выпустил бы его наружу, но тут, в узкой щели между телом Бель и базальтовой сферой планетоида, не следовало выпускать на свободу даже отдельные молекулы.

Катер медленно перелетел к устью тоннеля, вошёл в него и начал стремительно разгоняться. Управление было настолько совершенным, что я даже в узком тоннеле спокойно набрал триста километров в час. Без магнитной подушки! Через полтора часа в конце тоннеля появился свет, доля секунды, и мы вылетели из чрева планетоида на космический простор. Я рывком увеличил скорость. Внизу медленно поворачивался малахитовый шар Эдема. Спустя несколько секунд катер вошёл в атмосферу. На большой высоте тут дуют очень даже неслабые ветры, на порядок превышающие по силе мощнейшие земные ураганы, но нашему катеру они были нипочём. Он шёл через плотные слои атмосферы, как раскалённый нож сквозь масло.

Снизившись, для начала сделали несколько кругов над металлическим цилиндром, который теперь уже без всяких сомнений можно было идентифицировать в качестве космического транспортного средства дальнего радиуса действия. Только вот, скорее всего, это был не боевой корабль. Во-первых, на нём напрочь отсутствовали оружейные консоли, а во-вторых, слегка выступающие из корпуса башенки противометеоритных лазеров имели весьма скромный размер и явно не предназначались для ведения боевых действий. Да и обводы корпуса обнаруженного нами корабля выглядели несколько иначе. Больше всего это напоминало высокоскоростной дальний разведчик с большим периодом автономности. Причём, явно не предназначенный для посадки на планеты. Но, тем не менее посаженный «на брюхо». Уровень радиации, повышенный, но не слишком опасный, свидетельствовал о том, что реактор больших повреждений не получил и, скорее всего, пребывает в заглушенном состоянии. В общем, задерживаться надолго у этого корабля я не рискнул бы, но короткий осмотр нам повредить не должен. Особенно, если не соваться в кормовую часть.

Я опустил катер около носового торца корабля, глубоко зарывшегося в мягкий грунт. Да, классическое приземление «на брюхо». Или «жёсткая посадка» на официальном языке. На большой планете такой фокус у него не прошёл бы, а тут, при тяготении всего в двадцать процентов земного, он умудрился даже не развалиться при посадке. Хотя помяло его изрядно.

Интересно, сколько времени он уже тут лежит. Деревья на взрыхленном им валу успели вырасти большие, но с какой скоростью они тут растут, я совершенно не представляю. Кислорода много, тепло, сила тяжести маленькая. Явно прошло несколько десятилетий, более точно вряд ли быстро смогу определить. Можно, разумеется, годичные кольца посчитать, но пилить деревья у меня, ни желания, ни времени не имеется.

Теперь бы ещё люк найти. С одной стороны ничего не обнаружили. Нет, люки, разумеется, были, причём разные. От небольших эксплуатационных лючков до огромных транспортных шлюзов. Только они все были задраены изнутри. Вскрыть можно, но надо везти специальное оборудование. Перешли на другую сторону. И почти сразу упёрлись в почти касающуюся земли аппарель грузового люка. На такую высоту можно было, постаравшись, запрыгнуть даже при земном тяготении. А на Эдеме даже Гена заскочил на неё играючи. Прошли внутрь. Когда удалились от входа, я включил электрический фонарик. Пол тамбура и ведущего к нему коридора был основательно загажен, но после второго поворота грязь кончилась, уступив место толстому слою пыли, равномерно покрывающей все горизонтальные поверхности. Похоже, что сюда никто не заходил уже много лет. Несколько минут поплутав по коридорам, мы вышли к ходовой рубке. Если раньше у меня ещё оставались сомнения, то теперь они пропали – этот корабль явно был построен и эксплуатировался людьми. Эргономичные кресла, пульты, мёртвые экраны. И два человеческих скелета едва прикрытые истлевшей одеждой, лежащие на полу у пультов. Причину смерти сейчас уже не установить, но мне почему-то не кажется, что она была естественной. Я проверил один из пультов – всё оборудование выглядит рабочим, но давно обесточено. Работает только датчик радиации. Не знаю, в каких единицах размечена его шкала, но то, что стрелка замерла существенно выше красной отметки, свидетельствует о явном превышении нормы. Тут нам ловить нечего. Пришлось, несолоно хлебавши, возвращаться обратно.