Наша вина - Мерседес Рон

леггинсы, свитер и кроссовки. А вот у Николаса был щеголеватый вид: рубашка, джинсы и блестящие туфли-лодочки.

Я сидела на диване в приемной, пока он регистрировал нас. Было немного волнительно, потому что я давно не отдыхала. Раньше Лайон помогал мне со всем: возил, куда скажу, а сейчас… Если я попрошу Ника, мне придется подробно объяснить ему все, что происходит с беременностью, но совсем не хотелось рассказывать ему, что у меня проблемы с маткой, или все то, что я делала из запрещенного в первые несколько месяцев… Я вела себя безответственно… Вспомнить хотя бы весь алкоголь, что я вливала в себя. Меня затошнило, но не из-за беременности, а из-за меня, потому что я была неспособна даже осознать, что беременна. Черт, я до сих пор не могла поверить, что не почувствовала этого…

К счастью для меня и Мини-Я, лифты были недалеко, и, когда Ник взял меня за руку, чтобы проводить, я почувствовала облегчение. Работник проводил нас в номер на верхнем этаже и оставил там наши сумки. Когда мы вошли, мои глаза расширились от удивления. Ник дал чаевые работнику, и тот ушел, оставив нас одних. Боже мой! Это была не комната, а настоящая квартира. Я сделала несколько шагов, любуясь блестящим паркетом, огромной белой кроватью с черным изголовьем, большим квадратным столом с прозрачными стульями, огромным диваном, письменным столом и невероятным видом на город.

Я старалась не чувствовать себя подавленной и не думать о том, сколько денег должен стоить этот номер, а просто подошла к кровати, на которой Ник открыл мой чемодан, и достала пижаму. Затем пошла в ванную. Душ помог мне расслабиться… Я не знала, что произойдет между нами двумя. В атмосфере было какое-то странное напряжение.

Когда я вышла из ванной в пижаме, состоящей из шорт и широкой футболки, Ник ждал меня, прислонившись к столу. Казалось, он погрузился в мысли о ребенке. Я перестала думать о том, как нервничала, оставшись с ним наедине спустя столько времени, и села на кровать, прислонившись спиной к изголовью, ожидая, когда кто-нибудь из нас нарушит молчание или скажет какую-нибудь глупость.

Я вспомнила наш последний раз наедине, в постели… Я осторожно погладила живот и задержала дыхание. Да, Мини-Я… скоро ты появишься на свет.

– О чем думаешь? – спросил Ник, глядя на меня так пристально, что у меня забилось сердце.

– Ни о чем… Просто вспомнился последний раз… когда мы…

Ник крепко стиснул зубы, наверное, то, что было хорошим воспоминанием для меня, разозлило его.

– Я был безответственным… идиотом.

Я посмотрела на его лицо, полное горечи, и пожалела, что открыла рот.

– То, что случилось той ночью, никогда не должно было случиться, – проговорила я, чтобы скрыть, насколько его отношение меня огорчило. – И это не только твоя вина.

Николас нахмурился, глядя мне в лицо.

– Что случилось, Ноа? – спросил он, и, услышав его голос, я подняла голову и встретилась с его холодным взглядом. – Ты солгала мне?

– Что?

– Когда я спросил тебя, принимаешь ли ты противозачаточные, ты ответила «да», так что объясни мне, как, черт возьми, это могло произойти.

Он спрашивал меня о таблетках? Той ночью я была так поглощена тем, что мы делали, что не помнила и половины из того, что мы говорили друг другу.

Я почувствовала, что мое сердце снова разбилось.

– Думаешь, я сделала это нарочно?

Николас провел рукой по лицу, встал и отошел от меня.

– Я уже даже не знаю, что и думать… Когда ты сказала, что беременна, мне даже в голову не пришло, что от меня, пока ты не решила уточнить это своим проклятым сообщением, – объяснил он, открывая мини-бар и доставая бутылку. Я затаила дыхание, ничего не говоря, желая услышать, что он скажет. – Мы переспали один раз, черт возьми! Один раз за сколько?! Чертова полтора года, и вот что случилось!

– Ты бы предпочел, чтобы отцом был кто-то другой? – я даже не узнала свой голос, мне вдруг захотелось убраться отсюда.

– Ты прекрасно знаешь, что нет.

Я выдохнула.

– Ты полный ублюдок, если смеешь думать, что я могла тебе наврать. Как будто я хотела забеременеть в девятнадцать! Знаешь, тебе не обязательно принимать участие. Я вполне способна сама о себе позаботиться, – последнее было неправдой, но я не собиралась говорить ему.

Ник посмотрел на меня так, будто я оскорбила его.

– Ты этого хочешь? – сказал он, и я заметила, как вена на его шее стала биться с большей силой, чем обычно. Его челюсть напряглась, а взгляд, которым он меня наградил, заставил замереть на месте.

– Ты не обязан. Многие матери способны воспитывать своих детей в одиночку, а у тебя сейчас слишком много всего в жизни, и ты ясно дал понять, что не хочешь меня видеть.

Ник покачал головой и горько рассмеялся, что мне совсем не понравилось. Конечно, я так не думала, но он уже ясно дал понять, что не хочет ребенка и сожалеет о том, что произошло. А я не собираюсь быть той, которая будет преследовать его, как делают тысячи других женщин только потому, что у них ребенок. Конечно, будет тяжело, но я бы никогда не поставила его между молотом и наковальней, никогда.

– Ты всегда хотела решать все проблемы самостоятельно, никогда не позволяла никому помогать или говорить, что ты не права. И знаешь что, любимая? Ты просто жалеешь себя, – «любимая» звучало как худшее оскорбление, когда-либо произнесенное вслух. – Но я скажу тебе кое-что: ребенок в тебе настолько же мой, насколько и твой, так что следи за своими словами.

Мне потребовалось несколько секунд, чтобы ответить.

– Ты мне угрожаешь?

– Я буду частью жизни этого ребенка, и он будет носить мою фамилию.

Почему то, что я хотела услышать с первой минуты, сейчас заставило меня почувствовать себя загнанной в угол?

– Решать, что лучше для ребенка, буду я.

– Ну, думаю, ни один судья не станет отрицать, что я лучше подготовлен для воспитания нашего ребенка, не так ли? У тебя ничего нет, ты можешь только просить помощи у моего отца.

Волнение от того, что он сказал «наш ребенок», улетучилось в мгновение ока. Я открыла глаза, не веря, что в разговоре прозвучало слово «судья».

– Что ты хочешь мне сказать? – спросила я с комом в горле.

Николас, казалось, сошел с ума. С каждой секундой он становился все больше Ником, с которым я не хотела встречаться.

– Я говорю, что не собираюсь оставлять это вот так. Мы с тобой больше не будем вместе, так что придется все уладить до того, как ты родишь. Лучше всего подойдет совместная опека… А теперь извини, у меня важные дела.

Даже не взглянув на меня, он схватил свое пальто, ключи и захлопнул дверь номера.

Страх и слезы накатили в сопровождении беспомощности. Он был прав, у меня ничего не было, если только я не попрошу у родителей, но не дай бог, Николас Лейстер когда-нибудь снова произнесет что-то подобное. Если он хочет войны, он ее получит, я буду готова.

38

Ник

Я сел в машину и поехал, вдавив педаль газа в пол. Мне нужно было побыть одному и подумать. Фраза «я беременна» все еще звучала у меня в голове. Я пытался успокоиться, но мало того, что это все еще казалось несмешной шуткой, вдобавок ко всему я только что понял, что Ноа даже не хочет, чтобы я был частью их жизни. Вот почему ей понадобилось больше трех гребаных недель, чтобы рассказать мне, и я был уверен, что она рассказала мне только потому, что Дженна настаивала, пока наконец не убедила ее.

«Я беременна».

Не думаю, что когда-либо в жизни два слова так сильно влияли на меня. Два простых слова, и я чуть не врезался в машину впереди. К счастью, вовремя затормозил!.. Телефон выскользнул у меня из рук, и мне пришлось съехать с дороги, чтобы подобрать его и перечитать сообщение.

Мир обрушился на меня, как будто воздух в легких, кровь в жилах и связные мысли в мозгу вдруг исчезли. Я смог сформулировать только одну мысль: «Я убью его». К счастью, второе сообщение пришло как раз вовремя, чтобы помешать мне совершить убийство… Только Ноа могла непринужденно писать такие сообщения, как «Я беременна» и «Разумеется, он от тебя». Я зашел в бар, который многие студенты в кампусе, достаточно взрослые, чтобы пить, выбирали для вечеринок. Я знал, что выпивка не поможет проветрить голову, но, черт возьми, я либо выпью что-нибудь крепкое, либо в конечном итоге вернусь в номер и дам понять этой идиотке, что и она, и ребенок мои, и что я буду заботиться о них обоих.

Ненависть, которую я испытывал к Ноа, исчезла, как только я положил руку ей на живот