Древняя Греция - Томас Мартин
Шрифт:
Интервал:
Самым знаменитым софистом был современник Перикла Протагор из Абдеры, города на севере Греции. В Афины Протагор перебрался около 450 г. до н. э., когда ему было около 40 лет, и там и прошла бóльшая часть его деятельности. Его ораторские способности и честная натура произвели на афинян такое впечатление, что те в 444 г. до н. э. постановили, чтобы он написал законы для новой панэллинской колонии Фурии в Южной Италии. Традиционно мыслящие граждане, однако, были шокированы некоторыми идеями Протагора, опасаясь их влияния на общество. Таковым было, в частности, его агностическое суждение о богах: «Я не могу знать, есть ли они, нет ли их, потому что слишком многое препятствует такому знанию, – и вопрос темен, и людская жизнь коротка»[96]. Очевидно, что люди могли подумать, что богам такой взгляд покажется оскорбительным и они покарают город, позволивший Протагору учить.
Столь же вызывающим было отрицание Протагором абсолютного критерия истины, когда он утверждал, что в каждом суждении существуют две несовместимые стороны. Например, если кому-то ветер кажется теплым, другому тот же ветер может показаться прохладным, и невозможно решить, какое из суждений истинно, потому что ветер для одного теплый, а для другого прохладный, полагал Протагор. Свой субъективизм (представление, что нет никакой абсолютной реальности вне и помимо феноменальных явлений) он подытожил в многократно цитируемом начале своего сочинения «Истина» (бóльшая часть которого утрачена): «Человек есть мера всех вещей – существующих, что они существуют, не существующих, что они не существуют»[97]. «Человек» в этом пассаже (греческое anthrōpos, отсюда и антропология), по-видимому, относится к индивидуальному человеческому существу, мужчине и женщине, по Протагору, единственному судье собственных впечатлений. Критики Протагора порицали его за такой подход, упрекая его в том, что он учит людей, как сделать слабые аргументы сильными, тем самым обманывать и дурачить других соблазнительно убедительными, но опасными аргументами. Это, как опасались они, могло угрожать демократии, строящейся на убеждении, основанном на истине и служащей благу общества.
Идеи и техника аргументации, которым обучали Протагор и другие софисты, заставляли многих афинян нервничать, а некоторых даже приводили в бешенство, особенно потому, что известные граждане – такие как Перикл, например, – стекались послушать речи этого новомодного учителя. Особые разногласия в учении софистов вызывали два связанных друг с другом вопроса: (1) что человеческие устои и ценности не созданы природой (physis), но всего лишь следствия обычая, договора или закона (nomos) и (2) что из-за относительности истины говорящий должен уметь с равной убедительностью обосновывать любое мнение о предмете спора. Первая идея предполагала, что традиционные человеческие устои условны и произвольны, а не устроены самой природой, а вторая лишала риторику нравственного начала, делая из нее лишь инструмент убеждения. Обществу, столь привязанному к устному слову, сочетание этих двух идей казалось исключительно опасным, поскольку грозило непредсказуемыми переменами общим ценностям для всего полиса. Сам Протагор настаивал, что его интеллектуальные построения и приемы убедительной публичной речи не враждебны демократии особенно потому, утверждал он, что у каждого человека есть врожденная способность к совершенству и что всем свойственно полагаться на людей, уважающих закон, основанный на чувстве справедливости. Члены общества, утверждал он, должны быть убеждены в необходимости повиноваться законам не потому, что законы основаны на абсолютной истине, которой не существует, но потому, что в общих интересах людей жить в соответствии с принятыми обществом нормами поведения. Допустим, вор может заявлять, что, по его мнению, законы против воровства бесполезны и не имеют никакой ценности, но его можно убедить, что эти законы полезны и ему, потому что защищают и его собственное имущество и обеспечивают благосостояние всего общества, в котором он, как и все остальные вынужден существовать, чтобы выжить.
Некоторым афинянам учение Протагора представлялось не более чем смешной казуистикой. Один из сыновей Перикла, отдалившийся от отца, смеялся над ним, когда Перикл спорил с Протагором из-за случайной гибели зрителя от камня, который атлет метнул из пращи во время соревнований. Политик и софист весь день провели, обсуждая, виновна ли в трагической гибели праща, атлет или судьи соревнований. Однако насмешки упускали суть учения Протагора. Он ни в коей мере не стремился помочь богатым молодым людям подорвать стабильность традиционного города-государства. Некоторые поздние софисты не испытывали больших сомнений относительно того, как можно повернуть их приемы аргументации в пользу обеих сторон. Анонимное руководство, составленное в конце V в. до н. э., приводило примеры, как можно вывернуть наизнанку аргументы, основанные на здравом смысле:
Два взгляда на добро и зло высказываются в Греции философами. А именно, одни говорят, что добро и зло отличны друг от друга; другие же – что одно и то же, и то, что благо для одних, для других есть зло, и для одного и того же человека то же самое бывает иногда благом, иногда злом. К мнению последних присоединяюсь и я сам. Для иллюстрации (этого положения) я возьму примеры из человеческой жизни, потребностями которой являются еда, питье и половое удовлетворение. В самом деле, для больного человека эти вещи могут быть злом, для здорового же и нуждающегося в них являются благом. И излишество в этих (вещах) имеет дурные последствия для предающихся ему, для тех же, которые для удовлетворения этих (потребностей) трудятся и зарабатывают (деньги), (эти вещи) являются благом. Болезнь есть зло для больных, для врачей же благо. Смерть есть зло для умирающих, а для продавцов вещей, нужных для похорон, и для могильщиков благо. Богатый урожай для земледельцев благо, а для торговцев зло. То, что корабли изнашиваются и терпят крушение, для владельца корабля зло, для кораблестроителей же благо. Далее: то, что железо ржавеет, притупляется и стирается, для прочих это зло, для кузнеца же благо. Что глиняная посуда бьется, для остальных зло, для гончаров же благо. Что обувь изнашивается и рвется, для прочих это зло, для сапожников же благо. В гимнастических и музыкальных состязаниях – взять хотя бы для примера бег взапуски, – а также на войне победа для победителя есть благо, для побежденных же зло[98].
Умение приводить аргументы в пользу обеих сторон в судебном деле и релятивистский подход к таким фундаментальным вопросам, как нравственные основания правовых норм в обществе, были не единственными интеллектуальными новшествами, тревожившими многих афинян. Философы V в. до н. э., подобные Анаксагору из Клазомен в Ионии и Левкиппу из Милета, в ответ на дерзкие построения ранних ионийских мудрецов VI в. до н. э. предлагали новые пугающие теории о природе космоса. Всеобъемлющая теория Анаксагора постулировала в качестве организующего начала Вселенной абстрактную силу, которую он называл «разумом». Возможно, большинству людей она казалась слишком туманной, чтобы о ней задумываться, но детали его размышлений могли оскорбить тех, кто придерживался традиционной религии. К примеру, он утверждал, что Солнце – не более чем кусок раскаленного камня, а не божество. Левкипп, чье учение стало известно благодаря его ученику Демокриту из Абдер, изобрел атомистическую теорию материи, чтобы объяснить, как она может меняться, оставаясь неизменной. Все, утверждал он, состоит из крошечных невидимых частиц, пребывающих в вечном движении. Случайно сталкиваясь, они соединяются и заново объединяются в бесконечном разнообразии форм. Это физическое объяснение источника перемен, как и теория Анаксагора о природе Солнца, казалось, отрицает ценность всего здания традиционной религии, объяснявшей события результатом действия Божественных сил и воли богов.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!