Иванова, на пересдачу! - Татьяна Новикова

Разобрались, блин.

Стас мчался домой и в голове планировал разговор, который начался бы со слов:

— Даша, прости меня, я всё-таки одноклеточное!

В голове звучало хорошо. Он даже перепалку небольшую придумал, потому что Иванова точно не кинется в объятия мужчине, который её бросил. Они крепко поскандалят — впервые за четыре месяца! — но помирятся. А потом обсудят, как быть дальше.

Вместе.

Всё в его плане складывалось безукоризненно, кроме одной маленькой детали…

Её вещей не было в шкафах. Только-только ожившая квартира вновь потускнела. Даша не смогла простить сбежавшего жениха. Не смогла дождаться его.

Ни прощальной записки, ни изрисованных помадой зеркал, ни разбитой посуды.

Словно Даши здесь никогда и не было.

Дьявол!

Измайлов понесся в общежитие. Сердцем чувствовал: Иванова вернулась туда.

Через забитые улицы города, объезжая сонных пешеходов, не тормозя на светофорах. Быстрее. Скорее. К ней.

В общежитии знакомый уже охранник даже не поднял головы, когда Стас прошел через неработающий турникет.

Куда идти, на какой этаж? В какую комнату?

Черт, цветов надо было хотя бы купить! В прошлый раз шел с шарами, а сейчас вообще припрется с пустыми руками.



Идиот.

Он остановил парочку студентов-второкурсников — только недавно они мученически сдавали экзамены и обливались потом перед Измайловым — и рявкнул:

— В какой комнате живет Иванова Даша?!

— Н-не знаю, — ответил первый, сутулый и худощавый.

— В пятьсот тридцать седьмой, на пятом этаже, — отрапортовал второй, упитанный и розовощекий, и объяснил худому: — Она с Иркой Шевченко живет, я же к ней подкатывал.

Надо запомнить, что этому пухляшу можно поставить дополнительный балл на следующем экзамене.

Ещё и лифт не работал. Всё некстати. Студенты-технари выпучивали глаза, когда видели спешащего на пятый этаж Станислава Тимофеевича. Один особо одаренный кадр даже попытался подсунуть ему реферат, который «как раз нес в университет».

Пятый этаж. Нужная комната. Секунда заминки.

Стас дернул на себя дверь и увидел Иванову, которая валялась на кровати с учебником по сопромату. Измайлов этот учебник — серая обложка, золотистые буквы — прекрасно помнил, потому что неоднократно порывался запустить его в голову особо непонятливому студиозу.

— Стас?.. — то ли с вопросом, то ли с утверждением.

Так, не тормози. Скажи ей про то, сколько перечитал статей — и женских форумов, чего уж таить — за эти дни. Про вероятность ошибки. Про то, что ты хоть и идиот, но хочешь исправиться. Что тебе было необходимо побыть наедине с самим собой. Что ты готов извиняться вечно.

Про одноклеточное — опять же — не забудь напомнить.

Почему-то продуманная речь забылась, и на язык не шло ни единого правильного слова.

А она такая красивая. В пижаме своей любимой, ярко-розовой. Всклоченная. Неумытая. Смотрит, чуть сощурившись — забыла надеть линзы.

Необходимая. Желанная. Родная.

— Как же я по тебе соскучился, — ответил он опустошенно и запер за собой дверь.

* * *

Родители погостили у нас всего день. Сходили на какую-то жутко популярную оперу, осмотрели город, заскучали и купили билеты домой. Потому что там цветы вянут, а ещё там дача, на которой срочно нужно высаживать рассаду.

Я не предлагала остаться подольше, даже отчасти радовалась, что не нужно изображать жизнерадостного человека, когда ощущаешь себя раздавленным точно пюре.

Мама, кстати, так воодушевилась нашей свадьбой, что даже не злилась на «зятя» за отъезд. Видимо, в её глазах я наконец-то становилась образцово-показательной дочерью: выходит замуж (пусть и за мужчину сильно старше), учится на строительном факультете (пусть и с трудом), работает (пусть и за копейки).

Ранним утром — поезд отправлялся в пять часов — мы попрощались, а уже в семь я собрала немногочисленные сумки и заказала такси до общежития.

Потому что не могла находиться в квартире Стаса. Потому что готова была выть от одиночества. Потому что вещи пахли его туалетной водой, и каждый сантиметр напоминал мне о нем.

Я поднималась по лестнице — разумеется, лифт не работал — и ловила на себе взгляды. Все рассматривали и меня, и мою сумку. Но никто не задавал вопросов.

До поры до времени.

Ну а когда позорный подъем перед всем общежитием (конечно же, им приспичило покурить именно здесь и сейчас!) кончился, я оказалась у дверей нашей с Иришкой спальни.

О, закрыто.

Неужели Шевченко нет дома в столь ранний час? Потому что дверь на ночь она постоянно забывала запирать, и нас до сих пор не обворовали только благодаря моей предусмотрительности.

Я провернула ключ в замке и вошла в комнату.

Точнее — вломилась в любовное гнездышко, которое соорудила Шевченко, стоило её соседке навострить лыжи из общаги.

Кровати были сдвинуты, бесконечные учебники Коперника перекочевали на мой стол. Повсюду валяется одежда (не скинутая в порыве страсти, а попросту разбросанная).

Ну и беспорядок!

Влюбленная парочка обнималась в кроватке. Хвала небесам, ничем постыдным они не занимались, просто смотрели фильм, прижавшись друг к другу всеми конечностями.

Иришка ойкнула, а Коперник поправил съехавшие на кончик носа очки и спросил:

— Ты чего приехала?

— До чесотки захотелось поучиться с тобой сопромату, — окрысилась я, отпихнув сумку в угол, но потом подумала, что Иван ни в чем не виноват, и продолжила миролюбивее: — Кажется, мы с Измайловым разошлись, поэтому я возвращаюсь сюда, а ты, Ванюша, топай к своим ботаникам-первогодкам.

— В смысле, возвращаешься? — пролепетала Шевченко, но потом осмыслила начало фразы. — Как разошлись?! Куда?! Уже?! Вы прожили вместе два дня!

— Вообще-то мы прожили вместе один день, а потом хозяин квартиры убежал, сверкая пятками.

— Я же тебе говорил, — самодовольно отметил Ваня, — что Дашка доведет бедного Станислава Тимофеевича до ручки. Мои прогнозы основаны на математической модели, поэтому они никогда не подводят.

При упоминании «бедного» Станислава Тимофеевича мне остро захотелось, во-первых, избить Коперника, а во-вторых, расплакаться. Иришка мой настрой прочувствовала моментально, и спустя пять минут Ванюша был изгнан из спальни на неопределенный срок.



Он не сопротивлялся, только попросил не трогать его справочные пособия, которые лежат в каком-то определенном, магическом порядке.