Машина эмоций - Марвин Мински

В начале этого раздела прозвучал вопрос о том, как мы вызываем в памяти необходимые знания. Следующий раздел попытается доказать, что ответ отчасти кроется в тех связях с целями, которых каждый фрагмент знаний способен достичь. Чтобы это утверждение стало более наглядным, следующие несколько разделов мы посвятим тому, что такое цели и как они функционируют.

Иногда мы как будто действуем пассивно, просто реагируя на то, что с нами случается, но в другое время берем ситуацию под контроль и чувствуем, что сами выбираем свои цели. Подозреваю, это чаще всего случается, когда две или несколько целей становятся активными одновременно и тем самым приводят к конфликту. Ведь, как мы отметили в разделе 4.1, когда наше повседневное мышление сталкивается с трудностями, включается высокоуровневая рефлексия.

Например, под влиянием гнева или жадности мы можем сделать что-то, что позже, возможно, вызовет у нас чувство стыда или вины. Тогда мы начнем оправдываться, используя фразы вроде: «Порыв оказался таким сильным, что перед ним было не устоять» или «Я понял, что делаю это вопреки себе». Подобные оправдания намекают на конфликт между нашими сиюминутными целями и высшими идеалами, и каждое общество старается научить своих членов противостоять побуждению нарушать его правила. Мы называем это развитием «самоконтроля» (см. раздел 9.2), и в каждой культуре существуют афоризмы на тему таких чувств.

Тем не менее преступник может возразить: «Я не собирался этого делать», – как будто человек не «ответственен» за действие, которое не было преднамеренным. Но какое поведение позволяет предположить, что человек сделал что-то «преднамеренно», а не под влиянием неподконтрольных ему психических процессов?

Чтобы разобраться, полезно будет заметить, что похожим образом мы думаем и о предметах; обнаружив, что какую-то вещь трудно контролировать, мы иногда представляем себе, что у нее есть цель, – и говорим: «Этот пазл не хочет складываться» или «Моя машина, кажется, решила не заводиться». Почему мы так думаем, если нам известно, что у предметов нет таких намерений?

То же самое может произойти и в человеческом разуме, когда одна из целей обретает такую важность, что становится трудно думать о чем-то еще. Тогда может показаться, что она появилась не по вашей воле, а каким-то образом навязана вам. Но что может заставить вас преследовать цель, которая словно бы не совпадает с вашими желаниями? Такое бывает, когда конкретная цель конфликтует с высокоуровневыми ценностями или когда у вас есть одновременно несколько разнонаправленных целей; так или иначе, нет причин ожидать, что абсолютно все цели конкретного человека будут последовательны.

Однако это все еще не отвечает на вопрос, почему цель может казаться физической силой, как во фразе «Стремлению невозможно было противостоять». И действительно, «мощная» цель как будто бы отталкивает другие в сторону, и, даже когда вы пытаетесь ей противиться, она может победить, если вы сопротивляетесь недостаточно сильно. Таким образом, получается, что у сил и целей есть некоторые общие особенности:

Например, предположим, что к вашей руке приложена внешняя сила, достаточная для того, чтобы вызвать боль, – и ваш мозг А реагирует, отстраняясь (или удаляясь), – но, что бы вы ни делали, она продолжает действовать на вас. Мозг Б может увидеть в этом лишь последовательность отдельных событий. Но более высокие уровни рефлексии, возможно, распознают их как соответствующие такому шаблону:

Далее вы можете заметить аналогичную модель в собственном сознании – когда какие-то ресурсы принимают решение, которое остальная часть разума не может контролировать, и выходит, будто вы делаете что-то «против воли». Опять же, может показаться, что на вас действует какая-то внешняя сила. Поэтому репрезентация намерений в виде помощников или даже антагонистов выходит очень наглядной.

Слова «всего лишь» не стоит употреблять по отношению к метафорам, ведь именно в этом и заключается суть описания. Очень редко можно сказать, что что-то является именно чем-то, обычно мы можем только описывать, на что оно походит, – то есть описывать объект с точки зрения других вещей, которые, как нам кажется, обладают подобными свойствами, – а затем отмечать различия. Затем мы помечаем его тем же или сходным именем, отныне наделяя это более старое слово или фразу дополнительным смыслом. Вот почему большинство наших слов – «слова-чемоданы». В разделе 9.4 высказывается предположение, что многозначность слов – это, быть может, величайшее из сокровищ, доставшихся нам от предков.

Мы уже не раз упоминали в данной книге о целях, но до сих пор так и не поговорили о том, как они функционируют. Поэтому давайте перейдем от вопроса о том, какие ощущения вызывает цель, к тому, что это такое на самом деле!

Иногда люди ведут себя так, будто у их действий нет никакого направления или цели. В других случаях – как будто бы есть. Но что такое цель и как ее можно иметь? Пытаясь ответить на подобные вопросы простыми словами, например «Цель – это то, чего вы хотите достичь», вы попадете в порочный круг, потому что следом придется спросить, что такое «хотеть», – и вы обнаружите, что пытаетесь описать этот глагол с помощью других слов, таких как «мотив», «желание», «назначение», «намереваться», «надеяться», «желать», «стремиться» и «жаждать».