Лев в тени Льва - Павел Басинский

Никакого рационального объяснения у этой странной фантазии не было. Но Лев Львович ведь недаром происходил из литературной семьи. Женитьба на Доре Вестерлунд представлялась ему венцом скандинавской мечты, в которой он представлял себя связующим звеном между Русью древней и Россией будущей.

Между тем, в Москве Лев Львович оставил девушку которую ему прочили в невесты. Это была Вера Северцова, видимо, обозначенная в списке «Мои 12 Любовей» как «Верочка». Но в ней, считал Лев Львович, «недоставало тех сил и физического здоровья, которых я инстинктивно искал в моей будущей жене». К тому же ее отец сошел с ума, что могло грозить плохой наследственностью. Однако, Верочка, очень религиозная девушка, уже выбрала церковь, в которой они должны были обвенчаться. На «толстовство» своего возможного жениха она смотрела с недоверием. Когда умер Ванечка, Вера первая поспешила в санаторий Ограновича, чтобы сообщить Льву Львовичу эту новость. Вообще, в Верочке было что-то больное, декадентское…

«Я никогда не целовался с Верой, раз только гладил ее маленькую белую ручку, глядя в ее светлые глаза».

Это был еще один символ той несчастливой России, с которой он расставался на пути к своему здоровью.

Его отец был болен своим учением. Сестры – рабской зависимостью от отца. Младшие братья – русской деревней с ее водкой и гармошкой. Мать болела после смерти Ванечки. Именно так он, вероятно, думал в это время, когда писал матери: «К Вам не приеду… Увидеть только Москву и т. д. для меня то же, что болеть сначала…»

Но поразительно, что именно в этом состоянии им вдруг овладели стихийные мессианские надежды. Женитьба на иностранке, инославной, была довольно смелым шагом. Но только так, через разрыв с больной, «отсталой» Россией он собирался побороть в себе жестокую болезнь. Однако это вовсе не означало, что он порывал с Россией навсегда. Нет, он собирался вернуться! Но другим человеком – здоровым, полным сил и бодрости. И с новым мировосприятием, которое шло вразрез с учением отца, ослаблявшим волю нации.

Всё это туманно брезжило в его голове, продуваемой морским ветром. На пути к здоровью и счастью…

Первое, на что он обратил внимание, когда доктор Вестерлунд посетил его в гостинице Энчёпинга: «Фигурой и позой он был похож на Наполеона: держался прямо, немного выпучив живот, а руку держал между петлицами». Тогда Лев Львович еще не знал, что культ Наполеона исповедует его будущая жена, младшая дочь Вестерлунда Дора, или Доллан, как называли ее в семье.

«Его орлиный нос, тонкие губы и сухие крепкие руки выражали энергию и волю», – вспоминал Лев Львович.

Первое, на что обратила внимание Софья Андреевна, взглянув на фотокарточку будущей невестки: «рот и подбородок показывают решительный характер» (из письма к сыну от 4 марта 1896 года).

Курортный городок Энчёпинг с тремя тысячами населения был на берегу речки, впадающей в озеро Меларен, у восточной оконечности которого находится Стокгольм. Своими размерами, неспешным образом жизни он напомнил Льву Львовичу уездный городок Одоев в семидесяти пяти километрах от Тулы на берегу Упы.

Лев Львович приехал в Энчёпинг в конце сентября 1895 года и остановился ночевать в городской гостинице. Тем же вечером его посетил Вестерлунд, не дожидаясь визита к нему больного. Это говорило не только о том, что Вестерлунд был заранее извещен о приезде сына Толстого, но и о том, что слава сына Толстого сопровождала его и в Швеции. «Тебя очень любят и знают довольно хорошо», – сообщает Лев Львович отцу.

Вестерлунд сразу вызвал симпатию у Льва Львовича. Через несколько дней после приезда он пишет домой: «Доктор Вестерлунд – человек особенный. 57 лет, на вид – 40-ка[38], небольшой, коренастый, с красными щеками и большими, широко расставленными глазами, которые щурит. Он умен, добр и, что объясняет его силу, умеет влиять на больных, входя в их души и попадая именно на те места, откуда и где мучит болезнь».

Мы не знаем, какую именно болезнь определил Вестерлунд у сына Толстого, но он заявил больному, что не нашел «никаких органических повреждений» и пообещал абсолютное выздоровление. Это было именно то, что хотел услышать Лев Львович, который инстинктивно сопротивлялся и в России, и во Франции любому физическому вмешательству в свой организм и твердил одно: нужны не лекарства, а мудрая «нянька». «Очень оригинальное место, – пишет он домой. – Больных выхаживают. Строго, добро, мудро, терпеливо…»

«Лечение мое началось с того, что меня уложили в постель и стали, как на убой, кормить пять раз в день» («Опыт моей жизни»).

Главные методы лечения, которые применял доктор, были моцион и трудотерапия. Сын Толстого стал вышивать подушечки (что покоробило его мать – не графское это дело!) и переплетать книги – сын писателя и сам писатель должен научиться это делать. Так решил Вестерлунд. Гулять он выходил в любую погоду даже в проливной дождь, по одному и тому же маршруту: поднимаясь на гору где стояла церковь, и спускаясь обратно. Зимой он катался на коньках, и здесь на льду Энчёпингского катка, по семейным преданиям, и встретил семнадцатилетнюю Дору, которая была в маленькой меховой шапочке и с руками, спрятанными в муфту[39]. (Сам Лев Львович писал, что впервые увидел будущую жену в доме Вестерлундов, куда пришел на третий день Рождества уже не как пациент, а как гость, и на ней была голубая шелковая кофта и коричневая юбка.)

По убеждению Льва Львовича, основной секрет успеха Вестерлунда в лечении больных в крайне запущенной степени невроза был не в методах лечения, а в нем самом.

Эрнст-Теодор Вестерлунд был родом из шведского городка Эрегрунда на берегу Балтийского моря. Он вырос в семье священника и воспитывался настолько строго, что ребенком не смел во время обеда садиться за стол в присутствии родителей и должен был есть стоя. Священники в Швеции относились к низкому сословию, к так называемой «третьей категории», и Эрнсту Вестерлунду пришлось претерпеть немало трудностей, чтобы выучится на медика. В 1864 году как военный врач он принимал участие в датско-прусской войне и был взят в плен пруссаками. Затем служил учителем в небогатой помещичьей семье Флодерусов, где сделал предложение дочери хозяина Нине. В 1867 году, поселившись с женой в Энчёпинге в качестве городского врача, он вскоре достиг известности в лечении неврозов и открыл частную практику. К нему приезжали лечиться со всей Скандинавии и даже из Европы.

У них с Ниной было трое дочерей, одна из которых умерла, вторая была замужем за норвежским журналистом, а младшая училась в Стокгольме, где для практики английского языка проживала в шведско-американской семье.

Своих девочек Вестерлунды тоже воспитывали строго. Так, за первое непослушание младшая Доллан была самолично выпорота отцом розгами, затем он предоставил это дело своей жене (в семье Толстых никогда не пороли детей). В то же время у девочки было семьдесят две больших куклы, каждую из которых она каждый вечер укладывала спать к неудовольствию матери, однако терпеливо дожидавшейся конца этой детской игры, прежде чем уложить в постель свою дочь.