Зима в раю - Елена Арсеньева

Ничего, ровно ничего. Однако он почему-то не мог отвязатьсяот мыслей о ней. Не мог – и все!

* * *

– Там кто-нибудь есть, за занавеской? – Это было первое, чтоспросил Верин, когда вошел в Лелькину комнату и окинул ее взглядом.

– Раскладушка моя стоит, – вызывающе сообщила Лелька. – Сплюя там. А что, не веришь? Ну так пойди посмотри.

Верин дернулся – вроде бы и в самом деле собрался заглянутьза занавеску, но остался на месте.

– Так ты где спишь-то? Здесь, – ткнул пальцем в диванчик, –или там?

– Когда одна – там, – усмехнулась Лелька. – А когда сночевальщиком – здесь. Раскладушечка моя хилая, в чем только душа держится, какначнем скакать – развалится, в одночасье на полу окажемся. Не веришь? Да ивпрямь пойди погляди.

Лелька смотрела с вызовом. Верин чуть хмурился, озираясь.

Сомневается он, вот какая штука. А зря. Сегодня закуток зазанавеской и впрямь пуст. Няню Лелька с братом еще с утра унесли к соседке нацелый день. Заплатили, конечно, за присмотр, а как же? Обыкновенно, когда кЛельке приходили гости, няня тихо, почти не дыша, лежала за занавеской, нестонала, не охала, не просила воды или поесть – терпела муку мученическую,слушая, как диван ходуном ходит. Там ее маленькая девочка, Лизонька, Лелечка,валяется с чужим мужиком, зарабатывая деньги и дурную славу. И еще кое-что.

Деньги нужны были, чтобы жить. Слава нужна была, чтобыпоймать самую крупную, самую дорогую добычу. Кое-что нужно было для того, чтобыуспокоиться.

Они с няней никогда не говорили о Гошкином плане, необсуждали его, не хвалили и не ругали. Лелька знала, что няня во всемподдерживает брата. О да, она любит Лельку, жизнь за нее отдаст… но при этом иее собственная, и Лелькина жизнь для няни ничего не значат по сравнению сжизнью Гошки. И себя, и любимую девочку Лелечку няня воспринимала лишь какподспорье для Гошки. Топливо для некоей печи, которую он разжег – и в которуюготов бросить и себя, и близких. Да, Леля знала, что Гошке тоже предстоитвзойти на эшафот. И если он столь безапелляционно требует жертвы от сестры иняньки, то лишь потому, что уже принес свою жизнь в жертву. И ему еще предстоиттернистый путь страданий.

Лелька чувствовала, нет, всем существом своим знала – долгождать Верин не будет, придет нынче же. Она приготовилась. На работу отправиласьв обычном сереньком костюмчике: у них в заготконторе директор – сущий советскиймонах, держит людей строго, и Гошка наказал с ним не ссориться, за работудержаться – кому это надо, если ее выгонят вон, как шалаву? И потому на работеЛелька была сама скромность, просто гимназисточка, даже и не поверишь, какиефинтиля она выделывает для клиентов, как резвится с ними – чуть ли не наабажуре качается! На работе у нее юбка ниже колен, пиджак на все пуговицызастегнут, блузка до самого горла законопачена. Однако сегодня она завернула вгазетку и прихватила с собой все, что могло понадобиться для вечера: кофточку вобтяг, с глубоким вырезом, короткую юбчонку, которая была так обужена, что знайлезла вверх и с каждым шагом делалась еще короче, сетчатые чулки невероятнойкрасоты и соблазнительности, купленные из-под полы за безумные деньги (ровноползарплаты ушло на одну пару, а поскольку Лелька на всякий случай брала две,туда вся зарплата ухнула). Ой, сколько денег идет на бельишко, на чулочки, напортниху, маникюршу, парикмахершу, на сапожника – старого театральногосапожника, который шьет изящные туфельки на каблучке по прежним еще колодкам,чудом сохранившимся у него в мастерской…

Она била по клавишам своего замшелого «Ремингтона» (единственно,чем не нравилась Лелька ее работа, это тем, что никак не удавалось отраститьдлинные ногти, они то и дело ломались на западающих, тугих клавишах) сневиданным упорством. Уже и начальник промаршировал мимо секретарского отдела,как всегда не прощаясь (это было ниже его достоинства, а вот хватать Лельку заляжечку, когда она приносила очередную сводку заготовки в кабинет, – вполне стем достоинством гармонировало), уже и уборщицы расползлись по кабинетам (у нихв заготконторе всегда убирались с вечера), а Лелька все усердствовала, лишьизредка позволяя себе минутную передышку. Нет, не для того, чтобы папироскувыкурить, а чтобы подбежать к окну и украдкой, сбоку, не высовываясь, глянутьна улицу.

Приедет? Что-то долго его нет… А если осечка? Неужели Гошкаошибся и неправильно Верина просчитал?

Она как раз маялась у окошка, когда на противоположнойстороне улицы мелькнула знакомая черная приземистая «эмка»[12]. На таких«эмках» разъезжали облисполкомовские чины.

Ага! Приехал!

Сердце так и забухало в горле, однако Лелька смирилаволнение, нашла спасение в привычной насмешливости. Ну конечно, товарищответственный начальник не мог себе позволить промочить ножки в той слякоти,которая за день покрывала улицы Энска! Да и прекрасно, значит, Лелька нынчепроедет по городу, как принцесса. Нет, не принцесса – королева! Говорят, у нихтам, в проклятом буржуазном мире, выбирают самую красивую девушку и назначаютее королевой красоты. Лелька смогла бы, наверное, получить этот титул, ведь она– вылитая мать (только глаза отцовы), а мама была в самом деле удивительнойкрасавицей.

Однако спустя минуту Лелька поняла, что мечты ее – нет, не опобеде на конкурсе красоты, а о поездке на легковушке – не сбудутся. Из «эмки»выгрузилась высокая фигура в сером пальто, и автомобиль немедленно уехал.

– Ну вот, – сердито сказала Лелька, – слабо девушкупрокатить, да?

Но тотчас решила, что нельзя так много ждать от Верина.Довольно, что вообще приехал, а мог бы ведь и не появиться. Но все-таки оназацепила его вчера, крепко зацепила. Гошка молодец. Прямо колдун какой-то!