Королева викингов - Пол Андерсон

Она заранее договорилась с ним. Не зная, чего ожидать, он тем не менее пообещал помочь ей во всем, что бы ни потребовалось. Это она подняла его на то место, которое он теперь занимал, она, его сестра и королева.

Он свистнул людям, стоявшим вокруг него, и вместе с ними ринулся к кольцу. Сверкнули ножи, перерезавшие канаты — границы священной площадки. Рухнули ореховые колья. Послышались крики тридцати шести изумленных, оскорбленных людей. Ольв и его дружинники замкнули кольцо вокруг судей.

Собрание взорвалось криками. Люди глядели друг на друга, размахивали руками. Многие достали свои ножи. Но они не годились в качестве оружия. Все были потрясены, и никто не напал на тех, кто стоял, плечом к плечу, посередине.

Общие крики перекрыл голос Эгиля:

— Айсберг-Энунд слышит мои слова?!

— Я слышу! — крикнул тот.

— Тогда я вызываю тебя на поединок. Мы будем сражаться здесь и сейчас, на тинге. Пусть тот, кто победит, получит все, из-за чего мы спорим. А если ты откажешься, то станешь подлецом в глазах каждого мужчины!

Энунд зарычал, как собака. Аринбьёрн в испуге дернул Эгиля за рукав. А Гуннхильд охватило ликование. Ее враг больше не мог сдерживаться.

Она почти наяву ощутила, что короля охватила такая же холодная радость. С законами он мог разобраться позже, а то и вовсе переступить через них, учитывая то, как все были ошеломлены. А вот вызов, сделанный Эгилем, был столь же великим нарушением мира, как и поступок Ольва, если не больше. Впрочем, в подобном положении Эйрик Кровавая Секира чувствовал себя, как рыба в воде.

Он двинулся вперед — в светлых одеждах, казавшийся стройным и легким рядом со смуглым буяном, хотя их рост и, возможно, силы были равными.

— Если ты хочешь сражаться, Эгиль, — ухмыляясь, сказал он, — то мы можем доставить тебе такое развлечение.

Исландец опустил кулаки и сгорбился. На его виске билась темная жилка.

— Я не стану сражаться с тобой и всей твоей дружиной, — хрипло бросил он, — но, если мне позволят, я не стану отказываться от того, чтобы встретиться с любым на равных, один на один. И для меня будет безразлично, кто это будет.

Эйрик застыл на месте. На время, достаточное для нескольких ударов сердца, все остальные тоже остолбенели. Эгиль ни больше ни меньше как бросил вызов самому конунгу.

Аринбьёрн сразу понял, что произошло. Его спутники столпились вокруг его скамьи. Остальные его сторонники поспешно пробивались к нему сквозь вновь забурлившую толпу. Хёвдинг схватил своего друга за руку и потянул. Отчетливо прозвучал его голос:

— Лучше всего нам будет уйти, Эгиль. Здесь мы ничего больше не сможем добиться. — С помощью двоих своих воинов он чуть ли не силой уволок исландца прочь.

Когда они отошли на несколько шагов, Эгиль все же вырвался. Он обернулся, потряс кулаком над головой и проревел на все поле:

— Я призываю вас в свидетели, Аринбьёрн и Торд и все, кто слышит мои слова, вожди, законоговорители и бонды. Знайте, что я налагаю запрет на все земли, которые принадлежали Бьёрну. Никто не должен жить там, строить там или работать. Я объявляю их запретными для тебя, Айсберг-Энунд, и для всех остальных людей, здешних и иноземцев, знатных и низкорожденных. А всех, кто нарушит запрет, я назову беззаконными, нарушителями мира и оскорбителями богов.

Он отвернулся. Отряд быстро поднялся на вершину холма и скрылся из виду.

Гвалт начал понемногу стихать. Люди стояли кучками, осматривались, что-то бормотали. Предводители призывали успокоиться. Никто не подходил близко к судебному кругу, где собрались спутники Эйрика и Энунда. Среди них гордо стоял Ольв. Они с Гуннхильд обменялись беглыми улыбками.

Эйрик сделал знак, и его воины тут же выстроились перед ним.

— Люди Аринбьёрна ушли на свои корабли, — сказал он, — а вы идите на наши. Скажите, чтобы убрали тенты и приготовились к отплытию. Я прибуду, как только смогу.

Гуннхильд взглянула на солнце. Как ей показалось, оно не изменило положения в небесах. Неужели все это произошло настолько быстро? Как только Эйрик отошел от воинов, она поспешно подошла к нему.

— Куда ты направляешься?

Хотя она заранее знала ответ.

— Найти Аринбьёрна и Эгиля и прикончить Эгиля, если удастся. — Эти слова прозвучали в ее голове еще до того, как Эйрик успел раскрыть рот. «Наконец-то, — подумала она, — наконец-то».

Лишь несколько месяцев спустя ей удалось понемногу сложить из обрывков сведений полную картину той охоты. Время от времени в королевское имение заглядывали люди, что-то видевшие или слышавшие во время своих странствий; они-то и рассказывали о том, как было дело. Зачастую одни рассказы не совпадали с другими. Каждый человек видел происходившее не так, как остальные, или запоминал не то и не так, или что-то вообще забывал. По мере того как у Гуннхильд оказывались все новые и новые черепки, она складывала их друг с другом, пока не образовалось целое.

Того, что она узнала, ей не суждено было забыть. Она просто не смогла бы этого сделать.

Первые вести пришли скоро и не содержали ничего дурного. Корабли Эйрика стремительно добежали по проливам между материком и островами до Согне-фьорда. Там его дозорные сразу же увидели корабль Аринбьёрна, уходивший в глубь залива. Эйрик направился следом, догнал драккар, остановился борт о борт и спросил, находится ли Эгиль на судне. Нет, ответил Аринбьёрн, король может лично в этом убедиться. На дальнейшие расспросы хёвдинг мог сказать лишь, что Эгиль и с ним еще двадцать девять человек взяли шкуту и ушли в сторону Стейнсаунда, где он оставил свой кнарр.

О, да, подумала Гуннхильд, значит, он надеялся, что на тинге произойдут беспорядки, и, вероятно, устроил бы их сам, если бы об этом не позаботились другие.

Король еще раньше отправил в ту сторону несколько кораблей, а теперь и его драккар на веслах отправился туда же. Когда они подошли к устью залива, уже темнело. Королевские корабли отдали якоря, а с рассветом двинулись дальше. В утреннем тумане они разглядели кнарр.

Там тоже увидели шесть приближающихся кораблей. Эгиль предложил своим спутникам перейти в шкуту. Восемнадцать послушалось. Остальные остались на корабле, считая, что там у них будет больше шансов. Все быстро вооружились. Эгиль велел тем, кто отправился вместе с ним, грести между берегом и самым близким к земле драккаром — это был как раз корабль Эйрика. А затем события начали разворачиваться с молниеносной быстротой.

В тумане и рассветной полутьме никто из команды не усмотрел шкуту, прежде чем она подошла вплотную. Эгиль выпрямился и метнул копье. Оно попало в кормчего — он был близким родственником Эйрика, — прошло между ребрами, и человек в предсмертной агонии рухнул на палубу.

Приказы разъяренного короля гулко разнеслись над тихими водами, озаренными слабым светом нарождавшегося дня. Три корабля из его флота развернулись, взметая веслами белую пену, и бросились в погоню за шкутой. Остальные двинулись к кнарру, зажали его с обеих сторон, как клещами, и на судно хлынули воины с топорами и мечами. Некоторым из людей Эгиля удалось вырваться, добраться до берега и спастись на суше. Десять человек были убиты. Нападавшие забрали все, что имело хоть какую-нибудь ценность, и подожгли судно. Восходящее солнце увидело под собой ревущее дымное пламя посреди залива.