Всем парням, которых я любила - Дженни Хан

Питер резко поднимает голову.

– Он здесь, чтобы увидеться с Китти, – сообщаю я ему.

– Ага, точно.

Джош проходит в гостиную с висящей на его шее Китти, словно обезьянкой.

– Привет, – говорит он, сверкая глазами в направлении Питера.

– Привет, дружище, – отвечает Питер настолько дружелюбно, насколько может. – Присаживайся.

Я странно посматриваю на него. Всего секунду назад он был ворчливым, а теперь счастливый как моллюск. Я не понимаю парней.

Джош приподнимает полиэтиленовый пакет.

– Я принес обратно вашу кастрюлю.

– Это Джош? – кричит папа с кухни. – Джош, хочешь перекусить? Бутерброд с индейкой?

Уверена, что он скажет «нет», потому что наверняка съел в этом доме столько же бутербродов с индейкой, сколько и мы, но он говорит: «Конечно!». Джош выпутывается из объятий Китти и плюхается на кушетку. Мне же он говорит:

– «Рождественское изобилие»?

– «Рождественское изобилие», – подтверждаю я.

– Ты же испечешь мое любимое, верно? – Джош глядит на меня щенячьими глазками, которые всегда заставляют меня смеяться, поскольку это так непохоже на Джоша.

– Ты такой придурок, – говорю я, покачивая головой.

– А какое твое любимое? – спрашивает его Питер. – Потому что, думаю, список уже составлен.

– Вполне уверен, оно уже в списке, – отвечает Джош.

Я перевожу взгляд с Джоша на Питера. Не могу понять, шутят они или нет.

Питер протягивает руку и щекочет ноги Китти.

– Зачитай нам список, Кэтрин.

Китти хихикает и перекатывается к своему блокноту. Затем она встает и торжественно произносит:

– Печенье М&М – да; печенье капучино – может быть; печенье Кримсикл – может быть; печенье с изюмом – ни за что…

– Погоди минутку, я ведь тоже часть этого совета, – протестует Питер, – и вы, ребята, отклонили мое печенье с изюмом без раздумий.

– Ты же сам сказал забыть о печенье с изюмом примерно пять секунд назад! – говорю я.

– Ну, теперь я хочу, чтобы его вернули обратно на рассмотрение, – произносит он.

– Извини, но у тебя нет голосов, – сообщаю ему я. – Мы с Китти обе проголосовали «нет», так что двое против одного.

Папа просовывает голову в гостиную.

– Запиши, что я голосую за печенье с изюмом. – Его голова исчезает.

– Спасибо, доктор Кави, – ликует Питер. Он привлекает меня ближе к себе. – Видишь, я знал, что твой папа на моей стороне.

Я смеюсь.

– Ты такой подлиза!

А потом поглядываю на Джоша. Он наблюдает за нами с забавным выражением лица, отчего я начинаю чувствовать себя неловко. Я быстро отстраняюсь от Питера и снова начинаю листать книги. Я говорю Джошу:

– Список все еще в разработке. Совет по печенью возьмет на рассмотрение твое печенье с клюквой и белым шоколадом.

– Весьма признателен, – отвечает Джош. – Рождество не Рождество без вашего печенья с клюквой и белым шоколадом.

Китти добавляет высоким голосом:

– Эй, Джош, а ты тоже подлиза. – Джош хватает ее и щекочет до тех пор, пока она не смеется так сильно, что у нее на глазах появляются слезы.

* * *

После того как Джош уходит, а Китти отправляется наверх смотреть телевизор, я навожу порядок в комнате. Питер же, развалившись на диване, наблюдает за мной. Я думаю, что он собирается уходить, но он все задерживается.

Вдруг, ни с того ни с сего, он говорит:

– Помнишь, как на Хэллоуин ты нарядилась Чжоу Чанг, а Сандерсон был Гарри Поттером? Готов с тобой поспорить, это не было совпадением. Ставлю миллион баксов, что он подослал Китти узнать, что за костюм у тебя будет, а затем купил костюм Гарри Поттера. Он увлечен тобой.

Я застываю.

– Нет. Он любит мою сестру. Всегда любил и всегда будет.

Питер отметает заявление.

– Просто подожди. Как только мы с тобой разбежимся, он притащит свою задницу, чтобы сделать слащавый жест, как например, заявить о своей любви к тебе с бум-боксом[35]. Говорю тебе, я знаю, как думают парни.

Я выдергиваю из-под его спины подушку, на которой он развалился, и кладу ее на кресло.

– Скоро моя сестра вернется домой на зимние каникулы. Спорим на миллион долларов, они снова сойдутся?

Питер протягивает мне руку, чтобы скрепить спор рукопожатием, и, когда я беру ее, он тащит меня на диван рядом с собой. Наши ноги соприкасаются. У него озорной блеск в глазах, и я думаю, что он, возможно, собирается поцеловать меня. И мне страшно, но я также взволнована. А затем я слышу шаги Китти, спускающиеся по лестнице, и момент упущен.

– МЫ МОЖЕМ ПОСТАВИТЬ ЕЛКУ В ЭТИ ВЫХОДНЫЕ? – спрашивает Китти за завтраком.

Папа поднимает глаза от своей тарелки с овсянкой. Овсянка? Фууу.

– Не вижу причины этого не делать.

Я равнодушно произношу:

– Марго, вероятно, будет в ярости, если мы сделаем это без нее.

По правде говоря, я тоже хочу поставить праздничное дерево. Создается чувство уюта, когда печешь «Рождественское изобилие», а на елке мерцают огоньки, играет рождественская музыка, и весь дом пахнет сахаром и сливочным маслом.

– Семья Бриллей поставила елку сразу же после Дня благодарения, – говорит Китти.

– Тогда давайте тоже поставим, – предлагаю я. – Можно, папочка?

– Ну, если семья Бриллей так сделала, – отвечает папа.

* * *

Мы отправляемся в хвойный заповедник в часе езды от нашего дома, так как там есть по-настоящему хорошие елки. Китти непременно желает увидеть каждое дерево, чтобы убедиться в том, что наша елка будет самая лучшая. Я голосую за роскошную бальзамическую пихту, потому что она лучше всех пахнет, но Китти считает ее недостаточно высокой. Вместо нее мы покупаем дугласовую пихту, и всю дорогу домой воздух пахнет словно рождественское утро.

Джош выбегает из дома, когда замечает, как мы стараемся затащить елку домой. Они с папой приподнимают ее и заносят внутрь. Он держит дерево прямо, пока папа крепко фиксирует его на подставке. У меня такое чувство, будто он собирается остаться и помочь нам с украшением елки. Я никак не могу перестать думать о том, что сказал Питер. Что, возможно, я могу нравиться Джошу.

– Чуточку левее, – направляет Китти. – Еще не достаточно прямо.

Я спускаю коробку с гирляндами и украшениями и начинаю их разбирать. Мое любимое – разрисованная голубая звезда, которую я сделала в детском саду из теста. Она мне очень нравится, потому что от нее откусан кусочек. Я сказала Китти, что это было печенье, и она бросилась хрустеть им, словно Коржик. А потом она плакала, и мне попало, но оно того стоило.