Марысенька (Мария де Лагранж д'Аркиен), - Казимир Феликсович Валишевский
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Перейти на страницу:
всех сил, переговаривался с маркизом де Бетен и, наконец, обратился в отель Лонгвилль. Встреча превзошла его ожидания и его польских поручителей... Он увидал принца, фаворита парижских салонов, любимца придворных красавиц, сильно скучавшего и ожидавшего случая оставить удовольствия, унизительные для его честолюбия. Случай представился вполне удовлетворительный. Не давая себе времени на долгое обсуждение, он объявил свое согласие попытать счастья. Он согласился присоединиться к заговорщикам, чтобы с их помощью объявить себя польским королем. В случае отказа в влиятельных сферах, он думал обойтись без них, испытав заранее все средства для приобретения желаемого содействия. Это ему удалось, и он в скором времени завладел всеми, участие которых казалось наиболее сомнительным. Сама герцогиня де Лонгвилль, знаменитая участница Фронды, несмотря на глубокое уединение и благочестие, вспомнив прошлое, подписала вексель на 160 000 фр. у братьев Фромон, в Данциге, на первые издержки. В то же время три агента, Акакия, Дюбуа и аббат Помье, подняли неимоверный шум, распространяя на всем прибрежье Балийского моря и во всей Европе известие, что король Михаил будет свергнут с престола французским принцем, носившим титул графа Сен Поль, до тех пор, пока пострижение его старшего брата не доставило ему титула герцога Лонгвильского. Никто не сомневался, что эта попытка получила тайное одобрение французского короля. Аббат Помье гордился титулом уполномоченного, желая доказать полякам истину поговорки парижских адвокатов: "Избави нас Боже от нормандского священника, у которого только одно дело". В июле 1670 г. Марысенька высадилась в Данциге. Она просила у де Лионна паспорта для проезда во Франции, куда ехала для "поправления своего здоровья, страдавшего от польского климата". В сущности, Собесский сам поощрял её намерение покинуть страну, в виду наступающего кризиса. Он ждал только её отъезда. чтобы действовать. Но он ждал еще одного. Аббат Помье так возвышал голос, что, казалось, голос самого короля говорил его устами. К несчастью, ничто не подтверждало его самостоятельности. Из Версаля не приходило не малейшей вести. Надо было выяснить все, раньше чем "зажечь фитиль". Тем более, что в Польше происшествия принимали трагический оборот. Король Михаил женился на великой эрцгерцогине Элеоноре, "доброй девочке", -- говорил де Нуайе, но от всего сердца ненавидевшей и боявшейся французов. Опасаясь, что её отравят иди "насыпят пороха ей в кровать", она не могла без слез слышать имени Франции. Венский двор с своей стороны, поощрял своего новая союзника к энергичному воздействию и требовал строгих мер против зачинщиков беспорядков. На этот раз сама m-llе Майи забыла о своем происхождении, и в свите короля стали вести речь о "казнях". Примас, главный маршал, все сторонники Франции, как их называли, получали угрозы. Письмо, адресованное одному из сообщников. каштеляну познанскому, возмутило сейм этой провинции. Письмо приписывали де Лионну, но так как получатель отказывал в объяснении, его призвали в сейм и обвинили в государственной измене. Очень активный агент французского министра, Балюз, должен был наскоро покинуть французскую территорию, где ему угрожали пыткой, в случае его отказа выдать переписку. Путешествие Марысеньки имело целью объяснить положение дел. "Ей в Данциге не посчастливилось. Непроницаемый мрак окружила аббата Помье. Когда ей удалось добиться свидания, и она попросила немного денег, все дело разъяснилось, как по волшебству. Она просила выдать ей на первое время сумму в 15 000 экю, обещанных ей на дорогу, но "истраченных для набора войск в пользу Франции". Аббат объявил, что не имеет распоряжений о наборе и писал своему государю: "Эта женщина своими безумными требованиями нам только помешает". Она же решила, что "уполномоченный или изменник или болван", и вздумала обратиться лично к де Лионну. "Можно ли, наконец, рассчитывать на поддержку короля? В случае отказа его высочества, необходимо узнать об этом, как можно скорее". После этого до возвращения курьера и до приезда шевалье д'Аркиена, который должен был сопутствовать ей в Париже, она занялась своими развлечениями и удовольствиями. В городе царило большое оживление. Большинство заговорщиков, по примеру Собесского, отправило своих жен в город, некоторые из них лично их сопровождали. Марысенька открыла салон и устроила двор, как будто её царство тоже началось. Однажды она показала всем присутствующим письмо одного из служителей своего мужа. В армии разнесся слух, что граф Сен-Поль не придет. На это солдаты отвечали, по словам корреспондента: "Мы этим затрудняться не будем и выберем маршала королем!" Аббат Помье, присутствовавший при этом, чуть не задохся. На другой день он передал этот случай, заметив: "Странная особа... если она заберет себе в голову эту химеру, то не мало еще нам наделает хлопот". В августе приехал д'Аркиен. Вести были плачевные. Курьеры от варшавского и венского дворов перегнали Марысеньку по дороге в Версаль, потребовали объяснений и получили решительный ответ: "Король устранился и намерен оставаться в стороне от этого движения в пользу кузена". Слова не остались без последствия. Графу Сен Поль было запрещено выезжать из Франции; Акакия, которому его дипломатическое прошлое придавало официальный характер, был отозван и заключен в Бастилии. На этот раз сам аббат Помье подвергся сильным нападками Он не растерялся; в Польше еще не забыли оборот дела, во время последних выборов. Вынужденный действовать осторожно в отношении императора, король отрицал свои усилия в пользу принца Кондэ. Люди осведомленные знали, что об этом думать. Та же игра продолжалась и теперь; Марысенька согласилась. Быть может, она не ошибалась в расчете. Несчастный Акакия был посажен в Бастилно и пробыл там целый год. Наконец, герцог Ангиенский вступился за него, говоря де Линну: "Подумайте, комедия длилась довольно долго!" Все та же пьеса, но с другими актерами; на этот раз главные актеры намеревались сохранить свои роли. В Польше все обстояло иначе: пришлось иметь дело с "статистами", ничего не понимавшими в постановке и подготовке. Они вели дело наудачу, ускоряя развязку и превращая комедию в драму. С Собесским дело обстояло не так. Разлученный с женой и предоставленный своему природному уму, Собесский сожалел о том, что принял участие в этом предприятии. Он писал в сентябре: "Сильвандр очень недоволен, когда с ним говорят о делах, а не о любви, тогда как она -- главное". Однако, он не мог отступиться от предприятия. Заговорщикам грозила опасность, все просили его покончить дело. Уполномоченный управлять крепостями польской Пруссии, воевода померанский потерял возможность поддерживать борьбу. В
Перейти на страницу:
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!