Второе пришествие кумранского учителя. Поцелуй Большого Змея - Яков Шехтер

Мы долго сидели, храня молчание. Кудрявые облака стояли без движения над нашими головами, праздничное небо ровно светилось глубокой лазурью. Оно было бесконечным, нескончаемым и гладким, словно Соленое море на закате солнца.

– Вот этот кипарис, – нарушил безмолвие Кифа. – Посмотри, как сложно он устроен. Сколько на нем хвоинок, веток, наростов коры. Сколько жучков ползает по стволу, какие птицы прячутся в кроне. А под землей – ты представляешь, куда тянутся его корни, длинные и толстые, точно корабельные канаты. И все это выросло из небольшой шишечки. Она – ключ, она начало веточек, хвоинок, запаха, шороха, тени, уханья птиц: того, что зовется живым деревом. Знаешь, о чем я все время думаю, Шуа, – Кифа замолчал, словно не решаясь произнести долго приготавливаемые слова.

– У нашего мира, Шуа, – он сделал широкий жест рукой, словно охватывая стену, деревья, небо, охряного цвета горы за стеной, – у нашего мира тоже должен быть ключ. Некая точка, из которой все сущее предстает понятным и разумным. Из которой мир не кажется ужасным местом, наполненным убийством и насилием. Беспорядочный, бесконечно многоликий мир, суматошно бегущий непонятно куда и влачащий нас за собой, как ребенок безжалостно тащит за веревочку игрушку. Ему ведь неважно, что игрушка подскакивает на камнях, что она вся побита, и скоро развалится на кусочки. Ребенок идет своей дорогой и тащит, тащит надоевшую игрушку. Вот так вот, Шуа, – тяжело вздохнул Кифа. – Как бы я хотел отыскать эту точку, найти ключ к миру. К миру, равновесию и душевной целостности. Когда внешнее совпадает с внутренним, форма превращается в содержание, а звук сливается с буквой.

– Не огорчайся, Кифа, – я ласково прикоснулся к руке товарища. – Когда мы вырастем и станем продвинутыми ессеями, я подарю тебе ключи от этого мира.

– Ха-ха, – улыбнулся Кифа. – Разве это в силах человеческих, дарить кому-то целый мир? В нем слишком много всякой всячины. Он опасен, мир, в котором мы живем. Обладание такой беспокойной вещью вряд ли принесет владельцу радость и удовольствие.

– Ладно, Кифа, – понимающе кивнул я. – Уговорил. Когда мы вырастем, я подарю тебе ключи от будущего мира.

Февраль 2011

Я не знаю другой, более драматичной для семейной жизни процедуры, чем совместный утренний кофе. Ночь может пройти как угодно, но утром, когда разум ясен и критическое начало в человеке полностью подчиняет себе сознание, каждое слово или жест собеседника могут полностью переменить отношения. Удачные пары утренний кофе сближает еще больше, а неудачные – стремительно разделяет.

Мы тихо сидели на кухне, наблюдая за ароматным дымком, вьющимся над чашками. Благоухание старого сыра, аккуратно уложенного поверх тончайших полосок масла на хрустящие крекеры, ласкало ноздри. Картина была столь идиллической и столь привычной, что мысли о плохом не лезли в голову.

– Послушай, – идея, пришедшая мне на ум, была столь простой, что уже в следующую секунду я не понимал, как не додумался до нее раньше. – Провода они нам оборвали, это понятно. Но ведь можно обойтись без проводов!

– А как? – жена смотрела на меня. Опыт совместной жизни посеял в ней недоверие к моим техническим способностям.

– Да очень просто! Я присоединяю к компьютеру сотовый телефон, запускаю его как модем и выхожу через него в Сеть.

– Звучит просто, – в глазах жены светилось явное снисхождение. – А где ты возьмешь кабель для подсоединения, как настроишь телефон и компьютер? Там полно всяких маленьких кнопочек, на которые нужно нажать в определенном порядке. А этого-то ты и не знаешь.

– Нытик и маловер! – я отодвинул в сторону чашку с недопитым кофе и встал из-за стола. – Кабель шел в комплекте с телефоном. Совсем недавно я его где-то видел. А как нажимать кнопочки мне объяснят в центре технической поддержки.

– Ну-ну, – саркастически улыбнулась жена. – Ну-ну.

Надо признать, что отчасти она была права. Возня с аппаратурой заняла у меня около половины дня. Но и я оказался прав. Не успело солнце перевалить через крышу дома и залить светом пол в нашей спальне, как я вышел в мировую паутину через сотовый телефон. Техническая поддержка честно предупредила, что это удовольствие стоит бешеных денег, но деньги были последним, о чем я думал в те минуты.

Разослав друзьям письмо с прикрепленным файлом, я открыл Skype и с замиранием сердце постучался к своему российскому издателю. На мое счастье, он оказался возле компьютера и сразу ответил. В этот момент я простил ему все обиды, недоплаты и укрытие тиража.

– Вася, – я писал быстро, не исправляя ошибок. – У меня получается очень необычная вещь. Мне нужно, чтобы на сайте издательства срочно появился анонс.

– А куда ты спешишь? – удивился издатель. – Пришли рукопись, я почитаю, а потом поговорим о сроках.

– Ты не понимаешь, дело не в сроках и не в гонораре. Мне необходимо, чтобы анонс появился в ближайшие часы. Я не могу тебя все объяснить, но дело очень, очень опасное!

– Почему опасное? – недоверчиво отписал издатель. – Что у вас там, литературные разборки с поножовщиной?

– Хуже, Вася. Хуже. Мне обрубили выход в интернет, обложили дом, так что не могу из него выйти. И все из-за этой рукописи.

– Заинтригован до смерти! Немедленно присылай текст.

– Отправляю первые сто пятьдесят страниц. Посмотри и ответь как можно быстрее.

Пока я возился с компьютером, жена приготовила обед. Мы неплохо перекусили, и я отправился вздремнуть, ожидая сообщения от Васи. Прошло три часа, но издатель так и не проклюнулся. Его значок в Skype стал блеклым, показывая, что абонент не в Сети. Не в силах дожидаться ответа, я позвонил на его сотовый: номер был занят. Занятым он оставался постоянно. Письмо, посланное на электронную почту, осталось без ответа.

– Неужели они до него добрались? – недоуменно вопрошал я, в очередной раз просматривая сайт издательства. Никаким анонсом там даже не пахло.

– Скорее всего, срочные дела накатили, – успокаивала меня жена. – Не может эта шайка с такой скоростью перемещаться по планете.

– Хватит! – воскликнул я, отключая сотовый от компьютера. – Я сажусь работать. Мои герои застряли в саду, под кипарисами. Нужно вернуть их в подземелье.

– Это самое лучшее, что ты можешь сделать в сложившейся ситуации, – мудро заметила жена, выходя из кабинета.

Я постарался отогнать посторонние мысли и отправился в Кумран.

После того дня прошло несколько недель. А может быть и месяцев. Сегодня я не могу точно припомнить: ведь внешние события в жизни остраненного ессея можно пересчитать по пальцам, а промежутки между ними воспринимаются, как тусклая серая лента. Распорядок дня обители стал для меня привычной одеждой; я с легкостью надевал ее по утрам и без сожаления сбрасывал, укладываясь в постель.

Кифа оказался прав, прошлая жизнь отодвинулась куда-то в сторону, происшествия, составлявшие мое бытие в Эфрате, теперь представлялись смешными и маленькими. Я тосковал по родителям, в особенности по маме, но все остальное из глубины пещер Кумрана выглядело неинтересным. Мальчишеские забавы, детские треволнения казались теперь мелкими, недостойными внимания. Зато в обители, на фоне серой ленты внешней неизменности, внутренние события блистали яркими красками и пузырились, словно вода в горном ручье.