Путь войны - Александр Поволоцкий

Пропп даже сделал, было, шаг в сторону, словно готовясь к незаметному отступлению, но…

Но он не мог оставить профессора. Айзек Айнштайн, окруженный восторженными почитателями, освещенный вспышками фотоаппаратов, шел, рука об руку с Вебером и принимал восторг окружающих за чистую монету. А Франц понял, что не может покинуть старого ученого, который незаметно стал ему самым близким человеком.

Затем всех ждал торжественный ужин в честь «сына нации». Дрожащим от благоговения голосом Вебер сообщил, что «сам господин Астер» намеревался посетить академию в сей славный час, но неотложные дела вынудили изменить планы в последний момент. Профессор, разумеется, не знал никакого Астера, но вежливо покивал. Его помощник, наоборот, очень хорошо помнил эту фамилию, но оставил мысли и соображения при себе.

Было сверкание хрусталя и золота, свет люстр и все те же вездесущие фотографы, звон бокалов и хлопки открываемых бутылок. И поздравления, много поздравлений и тостов во славу величайшего из мудрых, мудрейшего из великих, профессора Айнштайна. Не оставалось почти никаких сомнений в том, что «профессор» - это ненадолго, пожелания услышать приставку «академик» звучали настойчиво и весьма многообещающе.

А затем наступил перелом.

Музыкальный звон разнесся по огромному залу. Уже немолодой, подтянутый мужчина с военной выправкой, в очередном мундире незнакомого покроя стоял, постукивая вилкой по фужеру, привлекая к себе внимание. Удивительно, но тихий звон волшебным образом не утонул в многоголосье празднества, а разрезал его, словно острейший клинок. По залу словно прошла быстрая волна – те, кто слышал бессловесный призыв, немедленно замолкали. Остальные, заметив их реакцию, оглядывались и, увидев молчаливую фигуру в мундире, так же обрывали речь на полуслове. Тишина распространялась между столами как невидимая воронка, поглощающая даже шум дыхания.

- Господин Клейст, - шепотом пояснил Вебер. – Почетный куратор академии, личный друг и сподвижник Юргена Астера.

Убедившись, что ничто более не мешает собравшимся услышать его, человек в мундире обвел общество благостным взором и остановил взгляд на главном столе, где было почетное место Айнштайна.

- Профессор, - мелодичным басом произнес господин Клейст. – Позвольте мне выразить восхищение вашим научным талантом, который прославляет величие истинного человеческого духа, воли и стремления к здоровому утверждению. Вы еще не раз услышите слова уважения и признания от коллег по сословию. Увы, я не отношусь к ним… - оратор склонился в шутливо-виноватом поклоне, собрание разразилось аплодисментами и смехом, который отозвался в ушах Франца подобострастным воем гиен. - …Но я постараюсь выразить свое почтение иным способом.

Откуда-то из воздуха, прямо под боком профессора возник лакей с золоченым подносом, на котором возлежал большой конверт, похожий на тот, в котором доставили приглашения, только гораздо больше и с единственной печатью в виде красной капли, обрамленной сложным узором. Айзек взял конверт и повертел его в руках, при виде печати меж столов пронесся стон, в котором мешались удивление и лютая зависть.

Профессор аккуратно вскрыл плотную бумагу и взглянул на единственный лист, оказавшийся внутри. Долго, очень долго он вчитывался в строки, отпечатанные красивым готическим шрифтом старого, еще довоенного образца.

- Что это? – тусклым голосом спросил он. – Что это за …

В последний момент президент академии резким движением смахнул с белоснежной скатерти графин, и в звоне бьющегося стекла утонуло слово, которое Пропп прочитал лишь по губам.

«…пакость»

Вебер вскочил со стула и подхватил профессора за локоть. Франц перехватил его умоляющий взгляд и встал с другой стороны.

- Господин профессор переутомился, он не привык к таким шумным собраниям! – воскликнул Вебер, не сводя с Проппа умоляющих глаз.

- Да-да, - подхватил ассистент. – Мы люди науки, мы не привыкли к такой роскоши и давно не были в обществе, простите нас!

Вдвоем они буквально силком потащили Айзека по проходу между столами. Айнштайн пытался отбрыкиваться и что-то говорить, но каждый раз, стоило ему открыть рот, упитанный Вебер встряхивал тщедушного профессора и тот давился невысказанным словом.

- Прямо и налево, - прошипел сквозь зубы Макс, сохраняя на лице широкую улыбку. – Там по лестнице к моему кабинету.

Только после того как крепкая дверь отгородила кабинет Вебера от коридора, президент перевел дух и отер вспотевший лоб.

- Господь наш милосердный, думал - все, конец… - пробормотал он, с трудом переводя дух. – Я все готовил заранее, хотел предупредить вас раньше, но не успел, все решилось выше, нас поставили в известность в последний момент. Даже мою подпись сделали факсимильно.

- Господин Вебер, я требую объяснений! – тонким фальцетом возопил Айнштайн. – В этой поганой бумажонке написано, что связь моей бабушки с немецким офицером официально признана некой комиссией проверки расовой чистоты. Значит, мой отец – незаконнорожденный, но все же сын чистого, евгенически здорового типа, и у этой … комиссии … нет ко мне претензий! Что это за профанация!? Вы всегда были честным человеком, кого вы здесь прикармливаете? Что за прилизанный хрен в мундире оскорбляет мою бабку?

Председатель с непонятным выражением покосился на Проппа.

- Что вы на него смотрите?! - крикнул уже во весь голос профессор. - Эти слова я готов произнести во всеуслышание, хоть по радио, и завтра напишу в «Вестник математических наук»!

- Сядьте! И заткнитесь! – рявкнул Вебер, и профессор послушно опустился на стул, исчерпав порыв возмущения.

- Пропп, - теперь президент обратился к Францу. – Когда вы последний раз были в Берлине? Когда вы покидали лабораторию?

- Думаю… Года четыре назад, - растерянно вспомнил ассистент. – Когда пришлось посещать дантиста, он отказался выехать на дом…

- Это моя вина, - понурился Вебер. – Я старался оберегать Айзека, думал, что вы будете связующим звеном между ним и миром. И не заметил, как вы и сами стали таким же затворником.

Из коридора донесся какой-то неясный шум, похожий на приглушенные шаги. Наверное, кто-то из гостей заблудился и искал выход.

А может быть, и нет…

Макс пристально, с подозрением посмотрел на дверь, прокашлялся и продолжил, на этот раз громко и очень официально.

- В настоящий момент, согласно недавно принятому Закону о расовой чистоте науки, - с уверенным голосом президента страшновато контрастировал взгляд загнанного зверя. - Все частные лаборатории переходят под государственный контроль. Бывшие владельцы могут продолжать заниматься исследованиями, но, согласно утвержденному Министерством науки плану, все руководители и сотрудники должны подтвердить свою евгеническую чистоту начиная с тысяча восемьсот первого года. Таков закон!

Вебер сглотнул.