Двум смертям не бывать - Наталья Шнейдер

— А если я прикажу?

— Мне придется не подчиниться.

— Вот как? А ты знаешь, что тебя могут казнить по одному моему слову?

Эдгар выдержал пристальный взгляд. Нельзя сказать, чтобы угроза совсем уж не пугала — от сильных мира сего можно ожидать чего угодно. И все же…

— Господь повелел не бояться тех, кто способен всего лишь погубить тело: гораздо страшнее обречь душу на вечную гибель. Я в твоей власти — но душа принадлежит лишь Ему — и Ему я исповедаюсь, когда придет время.

— Воистину, ночью ты предавался исключительно душеспасительному занятию, — хмыкнула принцесса, отводя взгляд.

— Он разберется. И раз уж мы коснулись спасения души — давай начнем с символа веры. Верую…

— Знаю, — перебила она. — Вот, не дали посплетничать.

— Если знаешь, говори.

— Зануда.

— Я жду.

— Верую в единого Господа, сущего вовеки…

Она в самом деле знала символ веры. И катехизис — в этом Эдгар убедился спустя час настойчивых расспросов. Чем дольше шел урок, тем лучше становилось настроение: девушка и впрямь обладала острым умом и хорошей памятью. Вызубрить может любой — понимать немногие, а она действительно понимала, о чем рассказывает. Не ученица, а одно удовольствие. И даже ее капризы не были такими уж страшными — купеческие сынки порой вытворяют и не такое. Расслабляться, конечно, рано: Эдгар готов был поспорить на что угодно, что принцесса еще не раз попробует проверить его на прочность. Оставалось только надеяться, что ей не придут в голову школярские каверзы вроде намазанного рыбьим клеем стула или натянутой в дверном проеме веревки, за которой приготовлена посудина, полная помоев. А девичьи капризы пережить можно. Наверное.

— На сегодня достаточно, — сказал он наконец. — Благодарю за беседу, принцесса, она была воистину приятной. Завтра поговорим о том, как вести себя в храме, и, наверное, начнем разбираться в таинствах.

Девушка кивнула:

— Как скажешь. Но прежде, чем я тебя отпущу… Расскажи, каков из себя мой жених?

Признаться, в первый миг ученый растерялся. Что сказать о человеке, который удостоил его лишь приветствия да одного-единственного разговора, больше напоминавшего допрос? Рамона бы сюда — уж тот бы рассказал. Но брата здесь нет, а сам Эдгар знает, пожалуй, немногим больше, чем последний из подданных герцога. Впрочем, что обычно интересует женщин?

— Герцог высок и статен. Приятное лицо, хорошие манеры… Дамы говорят о нем как о галантном кавалере…

— Я не о том, — перебила принцесса. — Портрет я видела. И даже если учесть то, что придворные живописцы способны сотворить с человеком… Боги, видел бы ты мой портрет, будь я мужчиной, от такой расфуфыренной куклы сбежала бы, только пыль столбом. — Она рассмеялась. — Но это неважно на самом деле. Даже если счесть, что портрет далек от реальности, с лица воду не пить. Каков он? Добр и великодушен? Мелочен и завистлив? Умен? Бездарен?

— Принцесса…

— Талья.

— Прости, мне сложно судить о человеке, которого почти не знаю. Я всего лишь бастард, и в тех кругах, где вращаются люди, подобные твоему жениху, я меньше, чем никто.

— Бастард? — Она нахмурилась, пробуя на вкус незнакомое слово. — Кто это?

— Незаконнорожденный.

— Не понимаю.

Эдгар, как мог, объяснил. Потом еще раз, другими словами. Право слово, не будь предыдущих двух часов, он счел бы, что принцесса непроходимо глупа. То, что рожденный вне брака ребенок — позор для женщины и вечное несчастье для него самого, казалось очевидным — но не для Тальи.

— Я знаю, что вы предпочитаете брать в жены девственниц, — сказала она. — По мне, это глупо. Даже оставив в стороне то, что неопытная женщина может оказаться просто скучна, особенно если у мужа недостанет терпения и чуткости, да и опыта, если он сам юн… Впрочем, мне трудно об этом судить, не зная мужчины. Но как можно брать в жены женщину, не будучи уверенным, что она родит здоровых детей? Конечно, можно строить предположения… если она широкобедра и крепка телом, если ее мать многоплодна… пусть так, пусть вам хватает этого. — Принцесса снова нахмурилась. — Но я все равно не понимаю: если женщина выносила и родила, и ребенок жив, не болен и не урод… Тот, кто захочет взять ее в жены, должен радоваться и гордиться: она родит ему сыновей, здоровых и сильных. А ты говоришь, что ее не только не возьмут в жены, но и покроют позором… и хорошо, если не превратят в публичную девку — а по твоим словам, чаще всего случается именно это.

Эдгару отчаянно хотелось провалиться сквозь землю. Слышать подобное из уст юной и, судя по ее же словам, невинной девушки казалось немыслимым. Да она вообще не должна знать ничего из того, о чем совершенно серьезно и без тени смущения рассуждает!

— Потому что плотское соитие есть грех. И наказание за него падет на женщину, ибо она источник соблазна. — Он едва не добавил, что минувшей ночью убедился в этом воочию. Хотя «воочию» не совсем то слово.

— Грешат двое, а карают одну? — Морщинка между ее бровей, казалось, залегла навечно. — Но пусть так… мне странно, что ваш бог, который станет и моим, рассудил так, но прихоти богов недоступны пониманию смертных. Пусть так… но как же супружество? Оно тоже греховно? Ведь как-то вы продолжаете род?

— Супружество есть освященный Господом союз, и только в нем возможно зачатие, угодное ему.

Принцесса долго молчала.

— Поэтому вы и цените девственность? Как вещественный знак того, что девушка блюла заветы бога?

Эдгар очень некстати припомнил фривольный трактат, когда-то попавший в руки. Автор того сочинения на нескольких страницах размышлял, что лучше для достойного мужа: достанется ли ему жена, лишившаяся невинности, или, невинная до свадьбы, начнет изменять после? Выходило, что достойней быть первым, а там хоть трава не расти, ибо женщина изменит все равно, такова уж ее натура. Но почему-то сейчас Эдгару показалось, что сия логика имела мало общего с божьим промыслом. Быть первым — отчетливо отдавало гордыней. Впрочем, что ожидать от сочинителей фривольных трактатов?

— Да, так и есть, — сказал он вслух. — Знание, что девушка, которую тебе любить и лелеять до конца жизни, невинна пред Господом, что она способна устоять пред соблазном, — это знание бесценно. Но принцесса, если позволишь… я бы не советовал тебе обсуждать подобные темы с кем бы то ни было. Такие разговоры способны даже самой благонравной деве создать репутацию распутницы.

— Если соитие вне брака греховно, то разговоры о нем несут отпечаток греха, — догадалась девушка. — Благодарю, я запомню. И все же если у меня появятся вопросы — позволишь обсудить их с тобой? Усердие в вере похвально, но, как ты сказал вчера, едва ли у меня будет возможность блеснуть познаниями в богословии. А там, где наши понятия о приличиях разнятся, слишком легко попасть впросак.

Эдгар кивнул, про себя подумав, что деваться все равно некуда.