Расслабься, крошка! - Георгий Ланской

Вопреки внешнему облику Николай был совсем не глуп.

Вот и сейчас, листая книгу, Николай думал о двух узниках подвала, слишком значительных, слишком важных, чтобы их похищение, да еще такое топорное, сошло с рук. Вадима это, конечно, не волновало: по его словам выходило, что заложников кончат вместе с их папашей, и все будет нормально. Николай не был уверен в столь гладком исходе дела и потому на свое будущее смотрел без оптимизма.

— Мир сдвинулся, — негромко сказал он.

— Что?

Вадим повернулся к нему и вопросительно прищурился. Обглоданный скелет карася в его руке выглядел неаппетитно.

— Говорю, зря мы это затеяли, — пояснил Николай и мотнул головой в сторону подвала. — Это все-таки Черский, не шушера какая-нибудь. Шуму будет много.

— Ну и что? — холодно усмехнулся Вадим. — И не таких валили, и ничего. Пошумят и заглохнут.

— Надо было сразу валить, — заявил Николай. — После того как запись сделали. И сюда не привозить.

— Там папашка ушлый, его на мякине не проведешь, — поморщился Вадим. — Ашот сказал, что просто так он ничего не отдаст. Но ты не дрейфь, все будет ништяк! На край — пошлем папе пару пальчиков роднули, он и раскошелится.

— Знаю я его папашку, — проворчал Николай. — И чего-то очкую, откровенно говоря.

— Очкуешь?

— Ну да. Хрень какая-то внутри. Тоска. Чую, не кончится все добром.

Вадим взглянул на лежащую обложкой вверх книгу на коленях Николая и скривился:

— На ночь чего-нибудь веселенькое читай, глядишь, тебя и не будет мутить. Сходи вон в сортир, там подборка «Плейбоя» за пару лет.

— Может, еще шлюх закажем? — усмехнулся Николай. — А что, самое оно для веселья.

— Ты бы не умничал, родной, — зло сказал Вадим, швыряя недоглоданного карася в кучу рыбных ошметков на столе. — И не звездел сверх меры. Иди вон, прогуляйся, заодно проверишь, как там охрана, а то совсем мышей не ловите… Охренели вконец…

Оставив книгу в кресле, Николай нехотя поднялся и пошел на улицу. Выкуривая на крыльце сигарету, он мрачно думал, что Кинг прав, а вот Вадим — совсем наоборот. Мир сдвинулся, и началом конца стало похищение сына олигарха…

По территории усадьбы таскалась, шурша облетевшей листвой, осень.

На дорожках сверкали лужи, отливая нефтяной чернотой. Промозглый ветер заставлял водную гладь морщиться, швырял в нее листву и гонял от одного края до другого, как заблудившиеся корабли. Намокая, листья толклись у берегов, скапливаясь в целые флотилии…

В домике охраны братки мирно играли в карты и появления начальства не заметили. Устроив им выволочку, пригрозив всевозможными карами, Николай двинулся обратно. Судя по всему, охрана начальства не испугалась, поскольку, чуть он вышел, за дверьми послышался взрыв смеха.

Он не рассердился, а позавидовал их беззаботности. На душе было пакостно.

Может, все это осень, попробовал утешить он себя.

Мерзкая подмосковная осень, с ее холодными ветрами, дождем и проклятущей сыростью, пробирающей до самых костей. День все короче, ночи длинней, и в бесконечных сумерках кажется, что солнца уже никогда не будет.

Бросить бы все и умчаться на Мальдивы, где, по слухам, по пляжу прогуливается голая балерина Клочкова, статная красавица с рыбьими глазами и точеным профилем.

Вот бы поглядеть на это чудо природы!..

Но мир сдвинулся, и к Николаю вдруг пришло четкое осознание, что Мальдив и скачущую по пляжу балерину он никогда не увидит. Дубы, вцепившиеся в небеса мощными, завязанными в узлы ветвями, согласно кивали: не увидишь, не увидишь…

На фоне освещенного двора дом казался мрачной декорацией, и только в гостиной горело одно окно.

Николай подумал: вот она — Темная башня.

Сейчас явится Стрелок, и нам всем — песец!

Из подвала не доносилось ни звука, хотя вчера еще он иногда слышал приглушенные голоса и всхлипы.

Николай дернул ручку, проверяя, заперта ли дверь.

Ему совершенно не хотелось спускаться и глядеть, живы ли заложники. Казалось, что кто-то из них, а может, сразу оба притаились за дверью, и, как только он войдет, они раздерут его беззащитное горло острыми когтями…

Кинг все-таки мощный писатель!

На кухне мирно светилась микроволновка. Николай сунулся в холодильник, но на полпути отдернул руку, потянувшуюся к бутылке с пивом.

Хватит на сегодня. Лучше чайку, авось потеплеет внутри.

Во дворе, где-то рядом с будкой охраны, что-то тихо звякнуло.

Николай посмотрел в окно и обомлел.

Оттуда, из кромешной тьмы, на него смотрели глаза. Два человеческих глаза, кажется, зеленые или голубые.

Только глаза, и больше ничего.

Николай попятился и потянулся в подмышку, где болталась наплечная кобура с «макаровым». Глаза мигнули, на миг в них появилось сожаление. А потом за окном мелькнула короткая дымная вспышка.

Стекло прощально звякнуло, и в окно кухни влетел холодный ветер. Из аккуратной дырки, появившейся во лбу Николая, тонкой струйкой потекла черная кровь. Но сам он не почувствовал ни боли, ни страха, грузно заваливаясь на пол, сметая стаканы и бутылки…

Дверь, массивная, с витыми металлическими кружевами, жахнула, а потом с треском вывалилась наружу. Вадим, бестолково метавшийся по гостиной, замер.

Ах, надо же было так опростоволоситься!

Ствола нет. Ножа нет, только кочерга в камине, а ею против «пушек» не очень повоюешь. Он же не легендарный Джеки Чан, который любую зубочистку может превратить в смертельное оружие.

Из угла, в котором он прижался, отчетливо виднелся коридорчик в кухню, а там, на полу, в куче осколков, лежали неподвижные человеческие ноги. К гадалке не ходи — Колюня пал смертью храбрых. Вот только ордена ему никто не даст…

Вадиму казалось, что время застыло и все происходящее вокруг длится уже минимум час. И поэтому, когда в черный проем просочились фигуры в камуфляже с черными лицами Фантомасов, ему показалось, что двигаются они крайне медленно и он, возможно, вполне успеет не только отбиться, но и убежать, как великий Нео в трилогии братьев Вачовски.

Он схватил кочергу, но стоило ему коснуться холодного металла, как время вернулось в исходную точку. Словно волна прошла по комнате — и завертелись стрелки, догоняя упущенные минуты!

Фигуры в камуфляжах стали проворными, как летучие обезьяны, а одна, самая ловкая, вытянула вперед длинную могучую лапу и нажала на курок.

Тупой удар в плечо, одновременно с негромким хлопком, — и Вадим уронил зажатую в онемевшей руке кочергу. Та грохнулась на пол с прощальным звоном.

— Не балуй, — строго приказала обезьяна басом.