Семейная реликвия. Месть нерукотворная - Елена Зевелева

Все сидевшие напряглись, совершенно ясно понимая, что их запевала в сегодняшнем малоприятном хоре уже перешагнул «красную черту», за которой мира не жди. Внутренне определяя для себя позицию и прикидывая, на чьей стороне будет лучше и выгодней оказаться, они ожидали дальнейшего развития событий, прекрасно зная, что сейчас что-то произойдет, что-то будет. Не тот человек был Вогез, чтобы оставить без последствий такой наглый выпад своего выкормыша, за которого еще совсем недавно он бы порвал пасть любому, сказавшему о нем плохое слово. Директор ресторана Арминак, например, похрустывая пальцами, вдруг нервно вскочил и помчался на кухню, якобы для того, чтобы дать соответствующие распоряжения поварам и официантам в связи с предстоящим вечером большим банкетом. Сашок задумчиво молчал, чересчур пристально глядя на своего школьного товарища и лучше всех других, пожалуй, зная его характер и повадки. Рафаэль не вынимал изо рта сигареты, прикуривая одну от другой. Судя по державшим сигарету пальцам правой руки, его буквально колотила дрожь. Джованни уткнулся в давно остывший шашлык, делая вид, что сильно проголодался и слишком увлечен едой, чтобы обращать внимание на все происходящее вокруг. Однако разыгранная им сцена сегодня походила на спектакль погорелого провинциального театра. Он с большим трудом пережевывал зачерствевшие куски бараньего мяса с застывшим жиром, один за другим продолжая быстро-быстро заталкивать их в рот, иногда даже руками, не прибегая к помощи столового прибора. По мало что выражавшему, похожему на мумию лицу Пака понять было совершенно ничего невозможно. Его взгляд как бы застыл на это время. Лишь желтые с красными прожилками глаза смотрели чересчур пристально на говоривших. Что же касается Юджина Вепса, имени которого никто из присутствовавших по-настоящему и не знал, то успев лишь мелко-мелко нарезать на кусочки жирный ломоть осетрины, он так и не положил ни одного из них в рот, — сидел, держа в руках нож и вилку. Потом он и вовсе спрятал свою широкоскулую физиономию под стол, делая вид, что завязывает шнурки на туфлях.

— С иконой, говоришь, решил разобраться, с процентами своими? — намеренно выдерживая паузу, повторил свой вопрос Вогез. — Что ж, давай, если такой смелый. Не боишься, что я тебя за такие речи порву, как тузик тряпку?

Он вновь, как и прежде, не торопясь, взял в руки китайский фарфоровый чайник и подлил себе в чашку немного давно остывшего уже терпкого жасминового напитка. Потом поднял голову, осмотрел всех сидевших и хотел было продолжить начатую им тему.

В этот миг истошный, нечеловеческий крик навсегда завершил прервавшуюся негромкую беседу сидевших за столом и разорвал могильную тишину ресторанного зала, буквально оглушив всех присутствовавших.

— Ложись! Руки за голову! — проорал неожиданно выросший перед ними, как Рембо, вооруженный до зубов двухметровый амбал в камуфляже и маске.

Вся компания грохнулась на голубой ковролин, всего полчаса назад самым тщательным образом пропылесосенный в ожидании застолья уважаемой компании одним из аккуратных официантов «Кольца». Твердо держа в руках свой «калаш», амбал намеренно толкнул ногой, обутой в массивный черный ботинок со шнурками, стол, свалив прямо на головы лежащей на полу компании недоеденные салаты, застывший шашлык, бесчисленные соусы, тонкие пирожки с зеленью — кутабы — и залив всех недопитым зеленым чаем с жасмином и наполнявшими некоторые рюмки и фужеры коньяком, водкой и минеральной водой. Из кухни и со второго этажа, куда в спешке не успел заглянуть Вогезов водила Мостовой, из-за дальних колонн, практически невидимых в темноте ресторана, выбегали и выбегали, вставая рядом с амбалом, вооруженные до зубов люди, также, как и он, одетые в камуфляж и черные маски, круша и разнося в пух и прах все на своем пути.

«А вот теперь действительно конец, — молнией пронеслось в голове Вогеза. — Жаль только, что с сукой Албанцем не успел рассчитаться. Ну да ладно, хер с ним. Теперь уже не до него».

Валяясь на полу со сцепленными за головой руками, он одним глазом посмотрел на пробивающийся сквозь затемненное окно луч весеннего солнца, вспомнил виденное сегодня настоящее чудо, что при жизни было дано далеко не каждому смертному. Потом, слегка пошевелившись в возникшей неожиданно паузе, переместил занывшую от мучавшего его постоянно остеохондроза правую руку ближе к лицу. Взглянул на просвечивавший в солнечном лучике массивный золотой перстень с огромным прозрачным сапфиром на пальце и на высунувшиеся из-под облитого шашлычным соусом манжета рубашки надетые по этому торжественному случаю золотые часы «Картье» с брюликами на циферблате. Стрелки показывали шестнадцать часов, а в правом окошечке возле цифры «3» также светилось число «16», означавшее день — 16 мая.

«Какой же сегодня ужасный, страшный, тяжелый день, — подумал Вогез. — А может быть, наоборот, очень хороший и светлый. Слава Богу, что все кончилось. Пора было давно со всем этим завязать».

— Кто из вас Вогез?! — вновь истошно заорал, вдруг разрезав опять воцарившуюся было тишину, амбал в камуфляже. — Признавайтесь!

Вогез спокойно приподнялся, не торопясь, встал, отряхнул испачканные на коленях брюки и заляпанный остатками еды со стола свой модный, прекрасно сидящий пиджак от Армани и, глядя прямо в светившиеся в прорезях черной маски воспаленные, красные от напряжения глаза амбала, спокойно проговорил:

— Я. Ты же меня хотел видеть? Вот он я. Смотри.

На его лице в эту минуту не дрогнула ни одна мышца. Его сознание неожиданно воскресило то, о чем он мучительно вспоминал и думал в эти последние минуты и даже секунды.

«Спас Нерукотворный не простит!» Вспомнил! Вот что сказал, прощаясь с жизнью, коротышка, когда я нагнулся к нему, пытаясь услышать его последние слова, — совершенно ясно понял теперь Вогез. — А ведь когда-то в юности я уже слышал, как называется и что может эта икона с все прожигающими, черными, как вечность, глазами, — и он четко представил себе не раз виденный за сегодняшний день образ Спасителя. — «Жаль вот только времени маловато, а то бы точно все до конца вспомнил, — подумал он. — А скорей всего, его у меня не осталось совсем…»

В ту же секунду вороненый ствол автомата амбала в камуфляже и маске выплеснул в лицо даже не успевшему вскрикнуть Вогезу целый фонтан огня, вспышкой в последний раз озарив его симпатичное лицо и черные вьющиеся густые волосы с проседью. Шестнадцать пуль, выпущенных из «калаша» прямо в голову, вдребезги разнесли его череп, даже не оставили малейшей возможности его родным и близким хотя бы в последний раз взглянуть в лицо покойного. Лица у него больше не было. И хотя патологоанатом за очень большие деньги взялся вместе с известным пластическим хирургом из «Кремлевки» восстановить по фотографии внешний облик и знакомые очень многим черты человека, до сей поры известного всему воровскому миру шестой части суши не только своей дерзостью, жестокостью и наглостью, но и мудростью, пришедшие на похороны люди, знавшие Вогеза далеко не понаслышке, увидели в лакированном американском гробу красного дерева совершенно другого человека. В недавно купленный Дедом в модном парижском бутике на Елисейских Полях темно-синий костюм от Версаче был одет абсолютно другой мужчина с застывшей на губах неприятной язвительной улыбкой, уж никак не свойственной Вогезу при жизни.