Бег впереди паровоза - Светлана Алешина

Медленно сев на матрасе, я поставила ноги на пол и, покачнувшись, встала, завернувшись в простыню.

Казалось, я преодолеваю сопротивление всего тела, до того не хотелось идти куда-то и вообще шевелиться. Но я сумела заставить себя и медленно побрела в сторону кухни.

Выйдя из комнаты, я едва не споткнулась о жующего Мандарина.

– Я дала ему кусок колбасы, вы не против? – спросила меня моя спасительница.

Она сидела на кухне за столом и курила. Перед ней стояла чашка с чаем.

Я отрицательно покачала головой. Какое против? Лишь бы этот желтый китайский зверь не напоминал мне о своем существовании!

Я со вздохом облегчения опустилась на стул.

– Зря вы встали, вам бы полежать, – как-то грустно сказала незнакомка. Неожиданно она болезненно скривилась и отвернулась.

Я подумала, как бы мне спросить «кто ты такая и откуда взялась на мое счастье», и вдруг в моей голове словно просветлело.

– Точно! – вспомнила я. – Вы работаете в «Материке», вы там были, когда произошло ограбление! А я-то думаю, откуда мне ваше лицо знакомо…

– А вы откуда знаете? Хотя предположить, что я там была, нетрудно… Я работаю финансовым директором этого салона.

– Я ведь тоже там была, – напомнила я ей, – может быть, помните, я вошла в бухгалтерию как раз после ухода этих мерзавцев…

– Так это вы были той девушкой, которая нас всех напугала?

– Меня зовут Оля.

– Елена Владимировна, Лена. Как вы себя чувствуете?

– Пока непонятно, но, кажется, жива.

– И то слава богу, – улыбнулась Лена, – а я тут у вас похозяйничала на кухне. Не будете ругаться?

– Да что вы, я вам так благодарна за все…

– Бросьте вы, давайте чай будем пить. Вы есть хотите?

– Вы знаете, наверное, нет… и на воду смотреть не хочется… значит, и чая не буду, – сказала я и потянулась за сигаретой. Руки дрожали, внутри подтрясывало…

Лена протянула мне зажигалку, я прикурила и потом с полминуты не могла отдышаться от такого напряжения.

– Смеситель в ванной у вас сломался, я думаю, навсегда, – сказала она, – менять придется. Я в туалете перекрыла кран на стояке, через который поступает горячая вода в квартиру… Придется звать сантехника…

Лена, помешивая ложечкой чай в чашке, замолчала и, казалось, погрузилась в свои мысли. Я тоже молчала, соображая, как поизящнее выяснить у нее, что же в конце концов произошло и почему ушел Крючков, позволив меня спасти.

Неожиданно Лена подняла на меня взгляд и спросила:

– Давно это у вас?

Я непонимающе уставилась на нее.

– Вы о чем, Лена?

– Я про вас и Андрея, – уточнила она, – поделом мне, дуре старой… Мне ведь уже тридцать девять лет, – грустно сказала она и отвернулась. Ее плечи мелко затряслись.

– Перестаньте, что вы! – слабым голосом сказала я. – Вы выглядите гораздо моложе…

– Бросьте, Оля. Все же видно. Все эти юбчонки коротенькие, чуть ли не на половину задницы. Стрижка под мальчика… А по сути – простая, немолодая уже баба, борюсь, борюсь с возрастом, а получается, что обманываю только себя… Вот вы сейчас и не в форме, а гораздо лучше меня смотритесь… Что ж, так и должно быть, и поделом мне, дуре старой…

Лена заплакала. Я не понимала, для чего она мне все это рассказывает, но, конечно, помня ее отношение ко мне, не могла стерпеть, что она так сильно переживает.

Потянувшись к ней, я погладила ее по руке.

– Нет-нет, все нормально, – Лена аккуратно вытерла пальцем под глазами и посмотрела на меня. – Оля, пожалуйста, скажите мне правду, мне нужно знать, – произнесла она тихим голосом, – давно это у вас с Андреем, или вы только недавно познакомились?

Посмотрев на меня внимательно, она вздохнула.

– О чем я еще говорю. Вы и в «Материк» тогда пришли к нему, верно ведь?

Дрожащими пальцами она затушила в пепельнице закончившуюся сигарету и выудила из пачки вторую.

Я молчала, так как видела, что она хочет высказаться. Хотя, честно говоря, я дума-ла, что заподозрить меня в романтических делах с Крючковым могла только Маринка. А теперь вот еще и Лена туда же…

– Я знала, что это когда-нибудь наступит, – продолжала Лена говорить больше, наверное, для себя, – должно было наступить. Если слишком долго хорошо, то жди возмездия за это. Связалась мамочка с мальчонкой…

– Вы были любовниками, – не спрашивая, а с утверждением сказала я.

– Да… вы правильно сказали… похоже, что были, и вот сейчас все это кончилось… Я вот только одного не пойму, что у вас с ним случилось? Нельзя же так переживать. Он человек сложный, я понимаю, но… хотя вы молодая, и я знаю, как это бывает… Поругались, конечно, из-за ерунды… вы заперлись в ванной и сказали, наверное, что его видеть не хотите, он подоткнул дверь шваброй, и стал ждать, когда вы сдадитесь… Вы решили его напугать, у вас кран сорвало…

В это время на кухню бодро притопал наевшийся Мандарин и, прижимаясь к моей ноге, стал требовать ласки.

– Брысь, мерзавец! – я оттолкнула его, и он, сев на пол рядом с моим стулом, тявкнул один раз и, свернувшись калачиком, тут же уснул.

– После этого ограбления он стал каким-то странным, да оно и понятно. Он – директор, все шишки на него, – продолжала Лена.

– Вы решили проследить за ним, – поняла я.

– Да, – тут Лена не выдержала и заплакала тихо и безутешно. – Я видела все, что было вчера… и то, что он ждал вас… тебя… и то, что потом не вышел… Боже мой! Как я ждала, что он выйдет! Говорила себе: ну вот еще пять минут, ну десять… Я заплатила продавцу в ларьке на остановке и провела всю ночь на табуретке, в окно смотрела, как дура какая-то… Ну а утром сегодня не выдержала… Мне соседка ваша сказала номер квартиры, я подошла и стала звонить, звонить…

Я сидела, слушала, и мне было жалко Лену. А с другой стороны, радоваться на-до: женщина имеет в жизни любовь, но чем сильнее это чувство, тем горше бывает разочарование…

Примерно через полчаса Лена ушла, и я осталась одна, если не считать, конечно, Мандарина. Мандарин проснулся и упорно начал крутиться вокруг меня и удивительно настойчиво повизгивать, словно где-то у него внутри был спрятан маленький магнитофончик.

Пришлось встать, заглянуть в холодильник. Пока я тянулась за остатками вчерашней Маринкиной колбасы, чтобы отдать ее обнаглевшему псу, он сам, сопя и покряхтывая, полез на нижнюю полку холодильника с видимым желанием провести там личную ревизию.

Пришлось его шлепнуть, а чтобы долго не визжал, следом бросить и колбасу. Мандарин успокоился удивительно быстро и даже завилял хвостиком. А мне вот так никогда не научиться – ни успокаиваться, ни вилять…

После третьей сигареты мысли наконец у меня выстроились в более-менее четкую конструкцию, и я потянулась к трубке телефона.