Огонек моей души - Элина Бриз

посмотревшись в зеркало. Чем ближе я подхожу к административному корпусу, тем сильнее меня скручивает от боли.

В кабинете директора школы особая атмосфера, воздух трещит от напряжения и совершенно нечем дышать. Возможно, мне все это только кажется из-за плохого самочувствия, но мне очень хочется прямо сейчас снова сбежать на воздух.

Ловлю первый шок, когда вижу, что в кабинете директора сидит моя мама. Сначала начинаю думать, что у меня галлюцинации, но то, как выразительно она смотрит на меня, заставляет поверить в реальность происходящего. Второй шок приходит, когда побледневший директор начинает говорить.

- Это немыслимо. На территории школы устроить такое…, - он вытирает лоб платком и смотрит на меня с презрением и пренебрежением, - это видео уже гуляет по сети и я понятия не имею, как его остановить. Это же такой позор для нашей школы, такой позор. Вот, полюбуйтесь, что творит ваша дочь.

Сначала я ничего не понимаю. Какое видео снято на территории школы? В чем заключается позор? И самое главное, причем здесь я? Не понимаю до тех пор, пока на стене не включается огромный экран телевизора.

В комнате на видео темно, но благодаря тусклой подсветке, можно легко разглядеть в ней двух присутствующих. Там парень с девушкой и то, что они делают и какие звуки при этом издают, не оставляет никаких сомнений в происходящем.

Его я узнаю сразу и чувствую, как сердце сжимается от боли. Вдоль позвоночника образуется неприятный холодок и бьет точным ударом в солнечное сплетение. Как он мог так поступить со мной? За что предал? Но, потом, когда я перевожу взгляд на девушку, меня сковывает просто животным ужасом.

Девушка похожа на меня. Очень! Она просто моя вылитая копия. Но это абсолютно точно не я.

Лейла! Это она там… с ним. По резким отрывистым движениям понимаю, насколько он зол в этот момент. Он просто кипит от бешенства. Одним рывком поворачивает Лейлу к стене и задирает платье до талии. А та с гортанным стоном прогибается и выставляет навстречу ему свой зад. Дальше слышится хлесткий удар по заднице, я вздрагиваю и ненадолго зажмуриваю глаза. Господи! Какой кошмар. Лейла стонет еще громче, а он коленом раздвигает ей ноги, с треском рвет белье и наваливается на нее всем телом.

Дальше видео резко обрывается, но не потому, что оно закончилось. Его выключил директор школы. Вокруг повисает звенящая тишина, а ко мне сразу приходит горькое осознание. Понимание, что доказать свою невиновность в этой ситуации, у меня нет никаких шансов. Но я все равно не сдаюсь, я пытаюсь. С трудом стряхиваю с себя состояние липкого ужаса и поворачиваюсь к директору.

- Это не я, - ору с надрывом, - на видео с ним рядом не я.

- А кто? – слишком спокойно спрашивает директор школы.

- Пригласите его сюда, - предлагаю первое, что приходит в голову.

Часть меня продолжает думать, что это недоразумение, досадная ошибка. Я подсознательно пытаюсь снова искать в нем защиту, пытаюсь обрести чувство безопасности рядом с ним. Он сейчас придет и ситуацию чудом разрешится.

А другая часть уже знает, что это не поможет. Но я все равно хочу увидеть его в последний раз. Я хочу посмотреть в его лживые глаза и умереть. Окончательно разочароваться в людях, чтобы никогда больше никому не верить, никогда не любить и не страдать. Мне необходима сейчас эта шоковая терапия, чтобы понять, какими сволочами могут быть люди ради минутной игры и коротких развлечений. Развлечений, которые ломают жизни людей так же легко, как спички.

Директор на удивление быстро соглашается и звонит кому-то по внутреннему номеру. Минуты тянутся вечность, в кабинете снова стоит оглушительная тишина. Смотрю на маму, но она не замечает. Сидит неестественно прямо и смотрит в одну точку.

Внезапно дверь открывается, и я готовлюсь окончательно погибнуть под его взглядом. Но на пороге кабинета стоит всего лишь секретарь. Она нерешительно мнется, а потом начинает говорить.

- Он отказался идти.

- Как это отказался? - рявкает директор.

- Он сказал, что ему плевать на все и сразу уехал.

- Куда уехал? Покидать территорию школы в будние дни запрещено без предварительного согласования со мной.

Директор продолжает что-то кричать, кому-то звонить, но я вдруг резко перестаю его воспринимать. У меня в голове крутится только одна фраза. Его последняя фраза «плевать на все». А дальше я падаю в пропасть. В самую бездну. На самое дно. И разбиваюсь там на части. Пропадаю, погибаю, умираю. Без возможности когда-нибудь воскреснуть вновь.

* * *

Марат

Все тело скручивает от дикой боли, перед глазами стоит вязкий туман, а в горле скапливается ядовитая горечь, от которой невозможно избавиться. Опрокидываю в себя стакан воды и с отвращением выплевываю его обратно. Не могу. Поверить не могу во весь этот кошмар. Мерзкие кадры, которые до сих пор мелькают перед глазами, кислотой выедают мозг.

В мозгах по кругу циркулирует только одно. Лживая дрянь. Шлюха. Дешевка. А я доверчивый идиот. Заваливаюсь в сторону, словно пьяный, но потом нахожу в себе силы подняться. Поворачиваюсь к стене и со всей силы бью по ней кулаком. Размахиваюсь и бью еще раз. Кожа на костяшках лопается и брызгает кровь. Не обращаю на это внимание, продолжаю со всей дури бить дальше.

Не чувствую боли в руках, потому что она вся сосредоточена за грудной клеткой. А еще виски ломит до искр перед глазами. Сползаю на пол совершенно без сил, запрокидываю голову назад и с трудом прикрываю слезящиеся глаза.

Где-то рядом вибрирует телефон и мне требуется неимоверное усилие, чтобы достать его из кармана. Настойчивое чувство тревоги бьет по всем внутренним рецепторам, когда я вижу, что звонит отец. Сердце пропускает удар, а в груди образуется леденящий колючий ком. Принимаю вызов и как сквозь вату слушаю его голос. По мере того, как каждое слово проникает в мой мозг и оседают в голове, я понимаю, что случилось самое страшное.

Выбегаю из комнаты, по пути грубо расталкивая людей, и сажусь в машину с водителем, которая ждет меня у ворот школы. Дорогу до дома практически не помню, потому что туман перед глазами становится еще гуще.

С ноги открываю дверь его кабинета, ураганом влетаю внутрь, рывком поднимаю его со стула и трясу за грудки, как тряпку.

- Как ты мог, мразь такая? Как ты мог не позвонить мне, когда она умирала? Ты же мне обещал, сволочь. Обещал!

- Марат, успокойся,