Триумф Рози - Грэм Симсион

— А как насчет тебя самого? Разве ты сам не изменился? Может, и он тоже изменился. И не говори мне, что ситуация не изменилась. Тебе так кажется из-за твоего отношения к жизни. По крайней мере, во многом именно из-за этого.

Она указала на Хадсона, который стоял возле книжных полок и о чем-то оживленно разговаривал с Таццей и Мерлином.

— Видишь? Похоже, он теперь гораздо счастливее. Но ты не очень-то счастлив, правда?

Как всегда, Рози лучше понимала мое эмоциональное состояние, чем я сам. Я посмотрел на экран компьютера.

— Мне надо выполнить заказ. А потом я отвечу на твой вопрос.

Готовя коктейли, я пытался осмыслить то негативное чувство, которое обнаружила во мне Рози. Да, настроение у Хадсона, судя по всему, действительно улучшилось. Во всяком случае, это было заметно, когда он находился в баре. Я полагал, что данное улучшение едва ли распространяется и на время его пребывания в школе.

Хотя мои воспоминания о школьных днях были по большей части отмечены чувством отчужденности, случались и счастливые моменты. Я получал удовольствие от написания программ для своего компьютера, от игры в шахматы и почти от всякой учебной работы как таковой. Однако к двадцати годам во мне развились суицидальные наклонности — столь сильные, что даже пришлось провести некоторое время в психиатрической лечебнице. По сути, моя проблема состояла в социальной изоляции. И ведь у Хадсона по-прежнему имелся лишь один друг, а значит, на этом фронте с самого начала проекта «Хадсон» не произошло решительно никаких улучшений.

Я закончил смешивать коктейли, и Чен, один из временных официантов, унес их.

— Анализ завершен? — осведомилась Рози.

— Не совсем. Но я беспокоюсь по поводу… вопросов, которые поднял Кролик.

— Ты больше не думаешь насчет диагностики аутизма? Не знаю, замечал ты или нет, но, как только он утром встает, он всегда начинает что-то такое выстукивать. И это продолжается минут десять.

Я кивнул. Собственно, я уже решил не затрагивать данную тему в разговорах с Хадсоном, во избежание неловкости. И в разговорах с Рози — по той же причине. Вполне возможно, что постукивание продолжалось уже какое-то время, но мы заметили его лишь недавно — благодаря тому, что Хадсон стал поднимался позже.

— Думаю, он так делает, чтобы настроиться на школу, — предположила Рози. — Это называется «стимминг» или «аутостимуляция». Один из характерных признаков аутизма. Ты про это знал?

— Нет.

— Вот странно, — проговорила Рози. — Я хотела почитать всякие материалы по аутизму, а потом решила: да ну, Дон все это будет знать назубок еще до того, как я начну. Но, оказывается… ничего такого…

— Я провел кое-какие изыскания в интернете — в тот день, когда ты меня прервала. Кроме того, тринадцать лет назад я изучал синдром Аспергера, готовясь к лекции. И мы с тобой ходили на семинар. Я пришел к предварительному выводу, что у Хадсона нет аутизма, а следовательно, информация из данной области не имеет для нас значения.

— Ну да, — отозвалась Рози. — Но… посмотри, вот он стоит там, вместе с этими парнями. — Она указала на собеседника Хадсона, худощавого молодого человека двадцати с чем-то лет. — Думаю, многие из них — в спектре.

— Возможно. Подозреваю, они оказывают на него дурное влияние.

— Ого. И это говоришь ты. Между прочим, когда я тебя встретила, ты вел себя очень похоже на них.

— И был несчастен.

— Я просто хочу сказать, что если Хадсон действительно в спектре и ты хочешь, чтобы он развивал в себе социальные навыки, заводил больше друзей и прочее, то нам, может быть, надо устроить так, чтобы ему немного помогли люди, которые делают это каждый день. На… научной основе.

Тут я подумал о Доуве — однокласснике Хадсона, который «превратился в какого-то зомби». И о себе двадцатилетнем — заточенном в психиатрическую лечебницу. Это было после того, как мы получили профессиональную помощь. А возможно — из-за нее.

Я повернулся к экрану:

— «Кайпиринья», на двенадцатый столик. Без разбавления.

Мин бывала в баре так же часто, как Рози и Хадсон, хотя контракт вообще не обязывал ее здесь работать. На стартовом этапе мы полагались на временный персонал, и она стала самопровозглашенным офицером-вербовщиком.

— Хочу, чтобы вы мне смешали лучший коктейль из всех, какие вы когда-либо делали. Ваше собственное изобретение или просто великолепный мартини, — неважно. Главное — чтобы это был идеальный коктейль. Прямо сейчас. А потом мы введем его в приложение, под вашим именем. И когда вечером вы придете домой, то скажете, что сделали лучшую работу в своей жизни. А иначе зачем вы вообще живете? И зачем я здесь?

Поразительно, но, даже несмотря на столь выспренний стиль, персонал души в ней не чаял.

Однажды, в пятницу вечером, Рози, Хадсон и я готовились к закрытию, и наша команда привратников, Ник и Кей-ли, явилась, чтобы отметиться перед уходом с работы. Сама Мин ушла за несколько минут до этого.

Кейли смеялась:

— Мин вам не рассказала, что она сделала?

— В каком контексте?

— Часов в восемь на входе образовалась порядочная очередь, и тут явились эти три парня — как раз когда Мин входила. Есть такой тип парней, они думают, что девчонки, которые сюда ходят, — страшно доступные. Меня это дико бесит, но что тут поделаешь?

Рассказ продолжил Ник:

— И вот Мин к ним подходит, и — ну, Кейли права, они такие и есть, Мин тоже это видит… и говорит: «Извините, но у нас дресс-код». И эти парни такие… посетители перед ними одеты… ну, сами понимаете во что… И эти парни в своих отглаженных брючках, в ботиночках с острыми носами… типа — «Какого хрена?». А Мин показывает на тех, кто стоит перед ними в очереди, и с таким невозмутимым видом говорит: «Думаю, вы сами видите, на какие стандарты мы здесь рассчитываем». Сами знаете, какая она. Рост — метр с кепкой, но сразу сделала этих троих. И они… тут же слиняли. Растворились в ночи.

Хохотали все. Кейли ударила раскрытой пятерней в пятерню Рози, а Хадсон проделал то же самое со мной. Казалось, мы и впрямь делаем славное дело.

В пятницу, в 8:51 утра, позвонили в дверь. Явилась Алланна вместе с братом Бланш. Я не видел ее уже довольно продолжительное время — вследствие того, что Хадсон добирался до школы и до дома Бланш на трамвае. Алланну определенно переполняли эмоции, причем доминирующими, по моим оценкам, являлись гнев и недоверие.

— Словами не выразить, как я зла! Поверить не могу, что вы это сделали!

— Речь о чем-то конкретном?

Я предположил, что проблема состоит в визите Бланш к офтальмологу, но было бы неверным стратегическим решением признаться в этом, а затем обнаружить, что я расстроил Алланну каким-то другим поступком.