Школа выживания - Марина Ефиминюк

— Тимофей!

От моего крика у него на прилизанной макушке вдруг встопорщилась прядка, а сам он вжал голову в плечи и припустил быстрее. Пришлось догонять беглеца, лавируя между адептами.

— Тимофей, стой же ты! — настигнув ректорского помощника почти у лестницы, я схватила его за рукав.

— Ой, Валерия! — несколько раз недоуменно моргнув, наконец, улыбнулся он.

— Эррон Вудс у тебя?

— Где?

— Ты брал фолиант «Абрис — земля обетованная»? — Я вытащила из кармана помятую карточку, сворованную в читальном зале.

Глаза Тимофея покруглели, и, побледнев в цвет белой простыни, он поспешно огляделся вокруг, не подслушивает ли кто-нибудь. Мы как будто не библиотечную книжку из хранилища обсуждали, а посеянную депешу с раскрытием заговора простив короны.

— Отойдем! — Зубрила цапко вцепился в мой локоть и, выказывая неожиданную прыть, протащил вниз по лестнице.

— Что случилось-то? — едва не теряя равновесие, я частила по ступенькам. Пришлось прыгать до первого этажа, а потом прятаться от адептов, которым до нас или стащенных библиотечных фолиантов не было совершенно никакого дела, под темной лестницей рядом с дверью в чулан, где хранились швабры и ведра.

— Как можно говорить такие вещи на людях? — высказал претензию Тимофей, буквально загнав меня угол.

— Какие вещи? — озадачилась я неожиданным волнением ректорского помощника.

— Я… Я не могу вернуть книгу в хранилище! — с надломом вымолвил он. — У меня ее отобрали!

— Кто?! — моему изумлению не было придела. В голове рисовались странные с любой точки зрения фантазии, как Тимофея Доходягу, полностью оправдывавшего свою фамилию, припирают к стенке под этой самой лестницей, грозят шваброй и отбирают библиотечную редкость.

— Мама! — прошептал он с покрасневшими от непролитых слез глазами.

— Чего? — смешок пришлось замаскировать под кашель.

— Она сказала, что благородным юношам не пристало читать о грязном мире.

— К-к-каком? — кашлянула, чтобы замаскировать едва сдерживаемый хохот. — Почему он грязный-то?

— Так мама говорит. Такой стыд! Это же почти воровство книги! — Он отошел, схватился за голову, потом сжал мои плечи, и мельтешение его длинных худых рук происходило так быстро, что я даже несколько смешалась. — Позор! Конец всему! Мы теперь не сможем заниматься за соседними столами! Как мы еще будем видеться?

Он вдруг шмыгнул носом, а я моментально почувствовала себя пресловутым мужиком, на широкой груди которого из-за потерянного батистового платочка собиралась пустить слезы и сопли кисейная девица. Ощущение меня напугало так нешуточно, что в голову не пришло уточнить, на кой ляд нам, в принципе, сдалось видеться. Лично мне и без господина Доходяги, выглядевшего, как маньяк-зубрила, неплохо жилось и училось. Но отчего с уст сорвалось:

— Не переживай, Тимоха, не лишат. Держи. — Я сняла со своих плеч дрожащие Тимины руки и вложила в его влажную ладонь смятый библиотечный формуляр, мною лично же сворованный из-под носа вредного старика-смотрителя.

— Я не имею права! Из-за моей безответственности, тебя снимут со службы. — Он попытался сунуть карточку мне обратно.

Светлые духи, что за бред? Светлые духи, почему я в нем участвую?!

— Не надо стесняться… — Упоминать о том, что меня выперли еще с утра, в столь трагичный момент показалось излишним, поэтому пришлось формуляр засунуть парню в карман черного форменного пиджака.

— Ты идешь на жертвы? Ради меня? — Тима вытащил порядком поистрепанный прямоугольник картона и любовно разгладил между пальцами.

— Да какие уж там жертвы… Слушай, а фолиант-то ты сможешь у матери забрать? — решила я перейти к сути вопроса, потому как опаздывала в молельню, где меня ждала Крис.

— Попытаюсь, — со всей серьезностью кивнул он и с надеждой уточнил: — Хочешь, завезу к тебе домой сегодня вечером?

— Домой не надо! — моментально замахала я руками, вдруг представив, как потом каждое утро в любую погоду с видом маньяка Просто Тима станет ждать меня на выезде из квартала Каменных Горгулий, чтобы вместе добраться до университета. — Завтра заберу у тебя сама, встретимся в едальне после второй пары. Идет?

— Завтра выходной…

— Точно, — из-за дурдома, воцарившегося в моей жизни, я потерялась в пространстве и времени.

— А может…— пожевал он губами и тут просиял:

— Может, встретимся в чайной на Часовой площади в три часа пополудни?

— Эм?

— Точно! Так и поступим! — обрадовался он собственной придумке.

Лично я ненавидела Часовую площадь. Встречи, назначенные под часовой башней, всегда заканчивались какой-нибудь гадостью. Все до единой.

— Договорились, — нервно улыбнулась я и указала пальцем ему за плечо. — Мне пора.

— Ах, конечно! — Он поспешно освободил мне дорогу и прикрикнул в спину до неприличия радостным голосом:

— До завтра, Валерия! Не забудь, в три часа.

На ходу оглянувшись, с милой улыбкой я помахала ему рукой, врезалась в дверной косяк и, выругавшись сквозь зубы, пошагала в университетское фойе.

По бесконечным заторам в молельню удалось добраться только в самом разгаре службы. Пришлось наплевать на удивленных прохожих и переодеться в традиционное платье прямо на пороге храма. Бродяга, просивший милостыню у входа, не без любопытства следил, как я выудила из сумки изрядно помятый наряд и, сняв пальто, натянула через голову прямо на одежду. Теветское платье все равно походило на длинный балахон, ни кожаных штанов, ни широкой блузки под ним не разглядишь. Можно было и верхнюю одежду, откровенно говоря, не снимать.

Я юркнула в храм, но услыхала за спиной хриплый голос бродяги:

— Поклон!

— Проклятье… — пробормотала я и тут же, устыдившись, прихлопнула себя по губам. Ругаться в молельной запрещалось, что, впрочем, никогда не мешало Крис вместо воззваний к Светлым духам под нос бурчать скабрезные песенки.

Попятившись спиной на ступеньки, я осенила себя святым знамением, блеснувшим в воздухе ярко-голубым световым хвостом, отвесила поклон и, наконец, по всем правилам вошла в святилище. Пальто повесила на удачно свободный гвоздик, торчавший вместо крючка на стенной вешалке.

Внутри храма стоял ядреный, густой запах сандала, обычно намертво въедавшийся в одежду и волосы. Прихожан было немного, и вся жиденькая толпа во главе с молельщиком Озеровым закладывала святые знаки бесконечности возле Древа Судьбы, вокруг какого и был выстроен храм. Крис отбывала трудовую повинность в качестве молельного служки, и в ярко-желтом балахоне мальчишки, обычно после службы махавшим по полу святилища веником, вытаскивала из чаш с песком погасшие курительные палочки.

Просеменив к толпе, я пристроилась с краешка, сделала со всеми вместе полукруг возле дерева, устало державшего обвешенные лентами ветви, и оказалась рядом с подружкой.