Сокровище рыцарей Храма - Виталий Гладкий

— Извините… — Глеб изобразил кающегося грешника.

— Та годи тоби… — растаял дядька Гнат. — Бо ще заплачешь. Будем считать, шо ты такого мне не говорил…

Он хотел еще что-то добавить, но тут подал свой басовитый голос Рябко. Он рвался с привязи в направлении ворот с таким злобным остервенением, что, казалось, еще немного, и звенья цепи разлетятся по двору.

— Хто цэ может быть? — в раздумье сказал дядька Гнат и неторопливо пошел к калитке.

Едва он приблизился к воротам, как подал голос и звонок. У Глеба почему-то екнуло под ложечкой, и он весь сжался. За забором явно были нехорошие люди. Ему показалось, что откуда-то издалека к нему прилетел знакомый Гошин голос «Берегись!».

— Кого там нелегкая принесла? — сурово спросил дядька Гнат.

— Это я, Игнатий Прокопович.

— Михайло? Шо тебе надо?

— Потолковать…

— Ну если потолковать… Заходи…

Калитка отворилась, и во двор зашел здоровенный битюг с характерным бритым затылком и с руками в наколках. От него за версту перло бандитским духом. Позади него стояли еще два братка — такие же большие и глыбастые. Но они остались за воротами.

Вместе с дядькой Гнатом Михайло подошел к беседке, где сидел Глеб, и, окинув его цепким оценивающим взглядом, сказал:

— Здорово…

— Здравствуйте, — вежливо ответил Тихомиров-младший, стараясь не выдать волнения.

— Ты, Глебушка, иди в хату, — строго сказал Игнатий Прокопович. — У нас тут свои дела…

Глеб покорно кивнул и поторопился уйти. Он быстро поднялся на второй этаж и притаился у распахнутой двери балкона. Отсюда ему хорошо был слышен разговор дядьки Гната и его незваного гостя.

— …Предложили большие деньги, — гость дядьки Гната старался говорить негромко, но это у него не очень получалось.

— Ну и шо, ты взяв?

— Игнатий Прокопович, я хоть и дурак, но не на столько же. Становиться вам поперек дороги — себе дороже. Но я-то отказался, а вот за других поручиться не могу…

— И хто те люди?

— Не знаю. Не местные. Но крутые. Пришли на встречу со стволами. У одного из них я заметил автомат.

— Так-так… Значит, у них есть намерение замочить моего близкого человека… — голос дядьки Гната стал зловещим. — Якись зайды приехали к нам права качать… До чего мы дожили?! А, Михайло? Як ты мог такое стерпеть?! Ты казак, чы ни?!

— Игнатий Прокопович, я ж не думал, что они такие наглые, — оправдывался Михайло. — У моих пацанов был только один ствол, и тот старенький «макарыч». Но выход есть.

— Якый?

— Пусть едет домой. И все тогда будет тип-топ. У вас — свои проблемы, у него — свои. Пусть решает, не маленький.

— Это они тебе сказали?

— Ну да. Когда я отказался. Меня попросили хотя бы нажать на вас…

— Считай, шо ты нажал… — лицо дядьки Гната стало красным, как тот борщ-свекольник, который он и Глеб совсем недавно ели. — А теперь скажи мне, Михайло, ты смог бы своего лепшого кореша пид пулю подставить, шоб потом умыть руки?

— Никогда!

— Вот! — Игнатий Прокопович поднял указательный палец вверх, будто призывая в свидетели верхние силы. — Почему? А потому шо тогда твой авторитет стал бы ныжче бордюра. И тогда твоя братва стала бы до тэбэ относится як до опущенного. Так чого ж ты тогда вид мэнэ хочеш? Шоб я став Иудою?

— И в мыслях такого не было! Что вы, Игнатий Прокопович… Вы нам как отец родной. Мы ж знаем, что вы человек-кремень.

— Не подлизывайся. Ну ладно, иды, Мыхайло, с Богом. Шо принис таку ценную информацию — дякую. За мною нэ залежится. А шо на бабло не повелся — молодец. Бо якшо мы щэ тут начнем разборки между своими, то Украине зовсим придет капец. Хай кращэ наши гетманы чубы соби рвуть.

— А… а вы как?

— За мэнэ не беспокойся. Ты ж знаешь мои возможности.

— Знаю.

— Ну, а якшо у тебя появятся щэ якись новыны, то звоны…

Михайло ушел. Игнатий Прокопович, подперев свою круглую голову кулаком, надолго задумался. Глеб стоял возле двери на балкон ни жив, ни мертв. Может, и правда уехать? Он не имеет права подставлять дядьку Гната! Что они могут предпринять, если, например, сегодня ночью дом атакуют бандиты с автоматическим оружием? Ничего.

— Глебушка, йды сюды, — позвал дядька Гнат.

Стараясь не выдать мыслей, которые бурлили у него в голове, Глеб подошел к столу, находившемуся в беседке, и сел напротив Игнатия Прокоповича. Тот поднял на него глаза и требовательно спросил:

— Усё слышал?

— Да…

— И шо ты думаешь по этому поводу?

— Хочу попросить у вас прощения за хлопоты, возьму свой саквояж и вечерней лошадью уеду в Москву. Так будет лучше. Для вас, по крайней мере, точно.

— А для тэбэ?

— Разберемся, — туманно ответил Глеб.

— Понятно. Тикаеш, значит. А я думав, шо ты в батька пишов. Мыкола никогда б не отступыв.

— Но ведь они будут стрелять! Вы не представляете, что это за люди!

— А ты представляешь?

— С трудом. Уж не знаю, кто они, но силы у них большие. А денег так вообще, по-моему, немерено.

— Грошей у нас у самих хватает. И силы не занимать. Так шо ты мэнэ нэ лякай.

— Вы что, решили… решили, что мне нужно продолжать?!

— А якого ж ты тогда беса ехал за тридевять земель?!

— Чтобы исследовать Китаевские пещеры, — не очень уверенно ответил Глеб.

Дядька Гнат остро взглянул на него и молвил:

— Шо я тебе скажу, хлопчику… Брехать, конешно, не пахать. Тилько в тэбэ ще молоко на губах не обсохло, шоб меня вокруг пальца обвести. Лучше расскажи дядьку Гнату усё, як воно есть. Бо шось ты сильно много недоговариваешь. А цэ значит, шо дело темное.

Выбора не было. Глеб мысленно сознался сам себе, что Игнатий Прокопович прижал его к стенке. «Фиг с ним, с этим планом и этим кладом! — подумал он с отчаянием. — Самому мне точно не осилить… Боюсь, что я даже ноги не смогу унести — не дадут. Игра пошла с высокими ставками и практически в открытую. Надо делиться. Знать бы, чем… Да ну его все к бениной маме!»

И Глеб рассказал всю историю, не утаив ни единой подробности.

Выслушав его рассказ, дядька Гнат долго молчал — переваривал услышанное. А затем тяжело вздохнул и молвил:

— Малэ — дурнэ… Якбы я знал это раньше, то отой француз уже спивав бы колядки в моем подвале. Да, дило сурьезное… Но и наша нэнька Украина нэ Франция. То у них там адвокаты, прокуроры… У нас таки дила решаются проще. В общем, сиди тут и не рыпайся. А я трохы попрацюю золотарем — буду разгребать усё это говно…