Любовь нельзя купить - Франческа Клементис

Милли было тошно весь день: утром от токсикоза, остальное время от страха. Она по-прежнему боялась заговорить с ним. Поэтому она прикусила язык, не расспрашивала и не пилила его и продолжила свою плохо спланированную кампанию по разжиганию в нем ревности из-за воображаемого любовника.

Когда он собирался уходить и делал это, как заметила Милли, слишком уж тщательно, она как бы между прочим зашла в спальню, чтобы взять какие-то выглаженные вещи.

— Да, пока не забыла, завтра вечером я опять уйду.

Тим с удивлением посмотрел на нее и заметил:

— Это второй раз за неделю.

— Неужели?

— И опять с… э-э-э… Дэниэлом?

— Да.

Милли вышла из комнаты. Ее односложные ответы сводили Тима с ума. Подобная стратегия произвела бы впечатление даже на такую опытную и ловкую интриганку, как Элисон. Однако Милли все упрощала, потому что была не в самой лучшей форме для игры, во всяком случае не теперь, когда в ней бились три сердца.

Тим не стал давать волю воображению, но задумался, отчего Милли смотрела на него в это утро с незнакомым выражением лица. Он решил, что это подозрение. А может, что-то другое. Он не знал, чем она живет сейчас. У него не было ни времени, ни желания разбираться в этом, но он знал, что она действительно страдает физически. Он тоже чувствовал себя плохо, возненавидев себя за то, что предает семью. И за то, что ее предает.

— Ты винишь себя за то, что подводишь свою семью? — спросила Элисон.

Тим вздрогнул:

— Ты всегда догадываешься, о чем я думаю!

Элисон улыбнулась про себя. Она была рада, что Тим женился совсем молодым, не имея большого опыта общения с женщинами. Это значит, что он все еще невинен и им легко управлять. Она подумала, что Милли повезло и надо быть дурой, чтобы не понять этого и не найти способа удержать его.

— Я всегда видела тебя насквозь, — мягко произнесла она. — А знаешь, не вини себя. У тебя ведь есть право распоряжаться собой. Ты всю неделю работаешь, а потом все выходные посвящаешь семье. Даже Милли находит время для себя, когда дети в школе.

— Вот именно! А я и не думал об этом, — с возмущением произнес Тим. — Она только и говорит, что у нее не хватает времени, чтобы успеть все сделать за день, а вот на обед или кофе с приятельницами часок-другой у нее всегда находится.

— Тогда и ты можешь пойти выпить кофе со своим другом.

— И то верно. Разве у меня не может быть друга? Я вполне могу распоряжаться своими выходными, как хочу.

— Тебя что-то тревожит? — спросила Элисон, решив, что он имеет в виду возрастающий объем работы.

Тим отвернулся. Он вспомнил, что так и не сказал Элисон о беременности Милли, сам не зная, почему. Инстинктивно он чувствовал, что Элисон это не понравится, но сказать ей об этом он должен. Ему необходимо откровенно поговорить с кем-нибудь. А она оказалась с ним рядом в этот момент.

— Милли беременна, — сказал он. — Двойней.

Элисон вдруг почувствовала, что у нее перехватило дыхание. Пациенты часто говорили ей о том, что такое случается, а она всегда отвечала, что они себе это воображают. Но теперь она поняла, что это правда. Ее сердце перестало биться, голова отказывалась соображать.

Это не входило в ее планы. Что он там написал в своей биографии на сайте? «Четверо детей до десяти лет, но последний с радостью пошел в школу. Собираюсь вновь начать цивилизованную жизнь».

Она бы ни за что не вышла на него, если бы знала, что будет еще один ребенок. А особенно двойня. И не потому, что у нее слишком высокие принципы, чтобы красть мужа у беременной женщины, а потому, что это самый настоящий вызов. Соблазнительница из нее не бог весть какая. Тим был единственным мужчиной, который находил ее красивой. Гэбриэл всегда говорил ей, что любит ее за дух. Она надеялась, что старая влюбленность поможет ей вновь обрести Тима, поскольку он теперь не так связан детьми и намерен начать новую жизнь. Это вытекало из его биографии.

Но тот Тим, которого она помнила, был слишком порядочен, чтобы уйти из семьи, где должны появиться еще двое детей. Элисон молча шла рядом с ним.

Ему нравилось это молчание. Как это чудесно, особенно в сравнении с семейной кутерьмой, которая обычно сопровождает их воскресные прогулки по парку. Один ребенок залезет на дерево, другой попытается столкнуть его, третий начнет кидать мячом в хрупкую пожилую женщину, а четвертый исчезнет из виду, и Милли, истерически крича, будет бегать вокруг.

Элисон тоже нравилось молчание, потому что у нее была возможность привести в порядок свои мысли.

— Знаю, о чем ты думаешь, — гордо произнес Тим.

Элисон насторожилась, однако ей тут же пришло в голову, что он никак не может этого знать. Будучи подростком, он не отличался проницательностью и, видимо, не приобрел это качество и в последующие годы.

— Ну и о чем же?

— Ты думаешь, как могла бы сложиться твоя жизнь, если бы ты осталась со мной вместо того, чтобы ехать в Азию.

— Ты прав, — тепло улыбнулась Элисон. — А как ты догадался?

— Я думал о том же. Спрашивал себя, чем бы мы с тобой занимались в эту самую минуту, если бы ты тогда сделала другой выбор.

— И чем же, по-твоему?

— Мы были бы в таком месте, которого нет на карте, вдвоем, в палатке. Мы смотрели бы на удивительных птиц, пролетающих над головой, которых никогда не фотографировали. Был бы закат, красок которого мы никогда не видели прежде. Мы бы забыли о том, какое сегодня число, забыли бы о времени. И держались бы за руки. Мы всегда держались бы за руки.

«Вау, — подумала Элисон. — Ему все еще восемнадцать, он никогда не повзрослеет».

— И мы все еще были бы вместе? — беззаботно спросила она.

— О да! Мы бы никогда не надоели друг другу, ведь мы бы все время путешествовали.

— А четверых детей ты не видишь на этой картине?

— Нет! Дети нам с тобой были бы не нужны. Мы были бы счастливы друг с другом.

Они продолжали идти рядом. Тим был рад, что может поделиться своей мечтой с Элисон, надеясь, что это короткое ощущение счастья поддержит его в последующие годы. С шестью детьми.

Элисон удовлетворенности не испытывала. Ей нужно было все переосмыслить. Жену Тим ни за что не оставит. Но даже если бы он и сделал это, Элисон не верилось, что она сможет жить с ним. Он оставался все таким же слезливо-сентиментальным, каким был прежде, когда она знала его.

В школе он обратил на себя ее внимание только потому, что она переживала период подросткового самоутверждения. Было что-то вызывающее в том, что она в шестом классе приударила за самым непопулярным мальчиком. Он играл на саксофоне, что было довольно мило, но совершенно не сочеталось с постером группы «Осмонд»[31]на стене его спальни.