Хорошие жены - Луиза Мэй Олкотт

– Совершенствовать другие мои таланты и стать украшением общества, если появится возможность.

Это звучало вызывающе, но дерзость к лицу молодым людям, а у амбиций Эми были неплохие основания. Лори улыбнулся, но ему понравился оптимизм, с которым она, не тратя времени на сожаления, поставила себе новую цель, когда другая, так долго лелеемая, умерла.

– Браво! И к этому, я полагаю, имеет отношение Фред Воун.

Эми хранила сдержанное молчание, но выражение ее полуопущенного лица говорило, что она понимает, о чем идет речь. Это заставило Лори сесть и сказать серьезно:

– Теперь я хочу взять на себя роль брата и задать несколько вопросов. Можно?

– Я не обещаю отвечать.

– Ответит твое лицо, если не язык. Ты еще не в достаточной степени светская женщина, чтобы уметь скрывать свои чувства, моя дорогая. В прошлом году до меня доходили слухи о тебе и Фреде, и мое личное убеждение, что, если бы его не отозвали домой так неожиданно и не удерживали так долго, из этого что-нибудь вышло бы… не так ли?

– Не мне об этом говорить, – чопорно ответила Эми, но губы ее дрогнули в улыбке, а в глазах был предательский блеск, выдававший, что она сознает свою силу и наслаждается этим сознанием.

– Ты не помолвлена, надеюсь? – И Лори взглянул неожиданно строго и печально.

– Нет.

– Но будешь помолвлена, если он вернется и, как полагается, встанет на колени, не так ли?

– Вполне вероятно.

– Значит, ты любишь старину Фреда?

– Я могла бы полюбить, если бы постаралась.

– Но не собираешься стараться до надлежащего момента? Ну и ну, что за сверхъестественная осмотрительность! Он хороший парень, Эми, но это не тот человек, который, по моему мнению, должен бы тебе понравиться.

– Он богат, джентльмен, у него прекрасные манеры, – начала Эми, стараясь держаться совершенно спокойно и горделиво, но несколько стыдясь за себя, несмотря на искренность своих намерений.

– Понимаю. Королевы общества не могут обойтись без денег, так что ты собираешься сделать хорошую партию и пойти этим путем? Совершенно правильно и прилично, как считает весь мир, но звучит странно в устах одной из дочерей твоей матери.

– Тем не менее это правда.

Спокойная решимость, с которой был произнесен этот короткий ответ, составляла резкий контраст с обликом юной собеседницы. Лори почувствовал это с разочарованием, которого не мог объяснить, и снова прилег на траву. Его вид и молчание, так же как и некое внутреннее недовольство собой, рассердили Эми и вызвали решимость дать урок без промедления.

– Я хотела бы, чтобы ты сделал мне одолжение и стряхнул с себя свою лень, – сказала она резко.

– Сделай это за меня, будь добра.

– Что ж, я смогла бы, если бы попробовала. – И вид у нее был такой, словно она хотела сделать это самым решительным образом.

– Попробуй, я позволяю, – ответил Лори, радуясь возможности кого-нибудь подразнить после столь долгого воздержания от любимого занятия.

– Ты разозлишься через пять минут.

– Я никогда не злюсь на тебя. Нужно два кремня, чтобы высечь огонь, ты же холодна и мягка, как снег.

– Ты не знаешь, на что я способна; снег тоже жжет и вызывает жар, если знать, как его употребить. Твое равнодушие наполовину притворное, и хорошая взбучка докажет это.

– Давай, это не повредит мне и развлечет тебя, как сказал большой мужчина бившей его маленькой жене. Смотри на меня, как на мужа или ковер, и бей, пока не устанешь, если такого рода занятие тебе по душе.

Глубоко уязвленная и желая увидеть, как он стряхнет столь изменившую его апатию, Эми наточила карандаш и язык и начала:

– Мы с Фло придумали тебе новое имя – Лодырь Лоренс. Как тебе нравится?

Она думала, что это рассердит его, но он лишь подложил руки под голову с невозмутимым:

– Неплохо, спасибо, мои юные леди.

– Хочешь знать, что я на самом деле думаю о тебе?

– Жажду услышать.

– Так вот, я тебя презираю.

Если бы она даже сказала: «Я ненавижу тебя» – надуто или кокетливо, он засмеялся бы, и это ему, пожалуй, даже понравилось бы, но ее серьезный, почти печальный тон заставил его открыть глаза и быстро спросить:

– Почему, если позволите узнать?

– Потому что, имея все возможности быть хорошим, полезным и счастливым, ты испорченный, ленивый и несчастный.

– Сильно сказано, мадемуазель.

– Если нравится, я продолжу.

– Прошу; это, пожалуй, интересно.

– Я так и знала, что ты найдешь это интересным: эгоисты любят поговорить о себе.

– Я эгоист? – Вопрос вырвался у него невольно и прозвучал удивленно, так как великодушие было той самой добродетелью, которой он гордился.

– Да, большой, – продолжила Эми спокойным, сдержанным тоном, производившим в тот момент не меньшее впечатление, чем самый гневный. – Я докажу тебе это, поскольку изучила тебя, пока мы были вместе. Ты за границей уже шесть месяцев и не делаешь ничего другого, как только тратишь зря время и деньги и приносишь разочарование своим друзьям.

– Разве человеку после четырехлетней зубрежки не положено никаких удовольствий?

– По твоему виду не скажешь, будто ты много их получаешь. Во всяком случае, тебе от них ничуть не легче, насколько я могу судить! Когда мы встретились, я сказала, что ты изменился к лучшему. Теперь я беру свои слова обратно. Я считаю, что ты далеко не так хорош, как был, когда я уезжала. Ты стал страшно ленивым, любишь болтовню, тратишь время на пустяки, доволен, когда тебя ласкают и тобой восхищаются глупые люди, вместо того чтобы стремиться быть любимым и уважаемым умными людьми. И это с деньгами, талантом, положением в обществе, здоровьем и красотой – ах, ты совсем как то Старое Тщеславие![114] Но это правда, и я не могу не сказать этого: располагая всеми этими сокровищами, ты не находишь другого занятия, кроме как бездельничать, и вместо того, чтобы быть таким, каким бы ты мог и должен быть, ты всего лишь… – Тут она остановилась, и во взгляде ее были боль и жалость.

– Святой Лоренс на горячих угольях, – произнес Лори, любезно заканчивая ее фразу. Но урок начал приносить плоды: в глазах был живой блеск, а прежнее равнодушное выражение сменилось полусердитым-полуобиженным.

– Я предполагала, что ты так воспримешь мои слова. Вы, мужчины, говорите нам, женщинам, что мы ангелы и можем сделать из вас, что хотим, но стоит нам честно попытаться сделать вас лучше, как вы смеетесь над нами и не хотите слушать. Это ясно показывает, чего стоит ваша лесть. – Эми говорила с горечью и отвернулась от несносного мученика, простертого у ее ног.