Королевство - Ю Несбе

– Ч-что?.. – выдавил Карл. – Но…

– Что – но? – Ольсен остановился возле киоска, погладил усы и спокойно посмотрел на Карла.

– И когда настанут эти лучшие времена?

– Хм… – Ольсен выпятил нижнюю губу и сделал вид, будто прикидывает, – территория там немаленькая. Через три недели. Или четыре.

Карл застонал:

– Господи, Курт, это нам дико дорого обойдется. Мы уже подписали договоры с поставщиками. И заморозки…

– Очень сожалею, – бросил Ольсен, – но полицейское расследование важнее, чем твое желание быстрее обогатиться.

– Мы не о моей прибыли говорим, – голос у Карла едва заметно дрожал, – это прибыль всей деревни. И думаю, ты скоро узнаешь, что Ю Ос со мной согласен.

– Ты про старого мэра? – Курт показал продавщице в киоске один палец, и та, похоже, поняла, потому что взяла щипцы и сунула их в кастрюлю. – Я сегодня поговорил с новым мэром, то есть с тем, который принимает решения. С Воссом Гилбертом. – Ольсен кивнул в сторону трибуны. – Когда я рассказал обо всем Гилберту, тот заволновался: а вдруг идейный вдохновитель нашего нового проекта по строительству отеля окажется замешан в деле об убийстве? – Ольсен взял у продавщицы салфетку с торчащим из нее хот-догом. – Но он сказал, что, разумеется, останавливать меня не собирается.

– А что мы скажем журналистам, – спросил я, – когда нас спросят, почему начало строительства отложено.

Курт Ольсен повернулся и, в упор посмотрев на меня, с влажным чавканьем откусил хот-дог.

– Честно сказать, не знаю, – пробубнил он с полным ртом переработанных свиных кишок, – но, может статься, Дану Кране это дело покажется интересным. Ну вот ты, Карл, подтвердил свои показания, а я сообщил тебе о том, что строить пока нельзя. Удачи! – Курт Ольсен поднес два пальца к воображаемому козырьку и удалился.

Карл посмотрел на меня.

Естественно, он посмотрел на меня.

С матча мы уехали за пятнадцать минут до его окончания, когда счет был ноль – четыре.

Мы поехали напрямую в мастерскую.

Я придумал кое-что.

И у нас появилась работенка.

– Вот так? – спросил Карл. В пустой мастерской его голос эхом отскакивал от стен.

Я склонился над токарным станком и всмотрелся. СИГМУНД ОЛЬСЕН, – нацарапал Карл шилом на металлическом корпусе мобильника, когда-то принадлежавшего ленсману. Четко и понятно. Может, даже чересчур четко.

– Надо будет потереть его травой, – сказал я и засунул телефон в кожаный чехол. Я закрепил его в средней толщины зажиме и помахал телефоном из стороны в сторону. Зажим не слетел, значит держался крепко. – Пошли. – Я открыл дверь металлического шкафа, стоявшего в коридоре между мастерской и кабинетом.

Там как ни в чем не бывало висел он.

– Ух ты! – удивился Карл. – Он у тебя до сих пор сохранился.

– Я же его ни разу не надевал.

Я вытащил желтый кислородный баллон и чуть потемневший гидрокостюм. На полке лежали маска и трубка для дайвинга.

– Позвоню-ка я Шеннон, – сказал Карл, – надо предупредить, что вернусь поздно.

В мастерскую той ночью я вернулся совсем замерзшим, и мне все никак не удавалось унять дрожь. В машине Карл сунул мне в руки походную фляжку, и я, как говорится, принял немножко для согрева. Фляжку эту Карл оставил мне, а сам поехал домой к Шеннон – та наверняка уже лежала в кровати и ждала его. Ясное дело, меня пожирала ревность, я уже и сам это признавал. Но что толку? Ведь я все равно останусь ни с чем. Ничего добиваться я не стану. Подобно жестянщику Му, я вел безнадежную борьбу с собственной страстью. Я-то думал, что давно избавился от этой напасти, но она вновь меня настигла. Я знал, что единственное лекарство – это расстояние и забвение, но знал также, что вмешаться и отправить кого-то в Нотодден здесь некому, поэтому бежать мне придется самому.

Я открыл помещение для мойки, закрепил шланг на подставке, отвернул кран и, раздевшись, встал под обжигающе горячую струю воды. Не знаю, что было этому виной – внезапная смена температуры, физиологическая реакция, подобная той, что бывает, если тебя вздергивают на виселицу, или, может, жар от воды ударил мне в голову и я на миг перенесся в постель к Карлу и Шеннон, но когда я стоял с зажмуренными глазами под струей воды, то ощущений осталось два: во-первых, меня тянуло плакать. А во-вторых, я испытывал мощнейшую эрекцию.

Наверное, из-за шума воды я и не услышал, как кто-то отпер дверь. Услышал, лишь когда она распахнулась, – и тотчас же открыл глаза. Я заметил в темноте ее фигуру и быстрее повернулся к ней спиной.

– Ой, прости! – услышал я голос Юлии. – Смотрю – тут свет горит, а ведь мойка-то, по идее, заперта, вот я и решила проверить…

– Ясно! – перебил я ее.

От выпитого, невыплаканных слез и стыда голос у меня срывался. Возбуждение улетучилось, эрекция сникла, зато сердце колотилось от волнения, будто меня разоблачили. Будто теперь все вокруг узнают, кто я такой и что наделал, проклятый предатель, убийца, извращенец, кобелина. Голый – какой же я был голый. Но потом и сердце унялось. «Даже когда все потеряешь, получаешь одно преимущество – заключается оно в том, что терять тебе больше нечего, – сказал дядя Бернард, когда я пришел к нему в больницу уже после того, как он узнал, что скоро умрет. – И в какой-то степени, Рой, от этого становится легче. Потому что бояться больше нечего».

Получается, что я еще не все потерял. Потому что по-прежнему боялся.

Я вытерся, натянул штаны и повернулся, чтобы обуться.

Юлия сидела на стуле возле двери.

– У тебя все в порядке? – спросила она.

– Нет, – сказал я, – у меня палец болит.

– Что за бред, – не поверила она, – я ж тебя видела.

– Ну, – я обулся, – тогда вообще непонятно, зачем ты спрашиваешь, все ли у меня в порядке.

– Прекращай, говорю. Ты же плакал.

– Нет. Видишь ли, когда принимаешь душ, порой вода попадает на лицо. Кстати, мне казалось, что ты сегодня вечером не работаешь.

– Я и не работаю. Сидела тут в машине неподалеку, и захотелось пописать – я вышла в лесок, а по дороге смотрю – здесь свет горит. Можно, я тут в туалет забегу?

Я помолчал. Можно, конечно, отправить ее в туалет на заправку, но этим дрочилам на тачках мы уже сто раз говорили, что на парковке нашей пускай пасутся сколько влезет, а вот в туалет нечего им шастать. И она попросила разрешения – не выпроваживать же ее на улицу.

Я оделся, и она зашагала за мной в мастерскую.

– Миленько, – сказала она, выйдя из туалета и оглядев мою комнатушку, – а почему там в коридоре мокрый гидрокостюм висит?

– Потому что он сушится.

Она усмехнулась.