Огненное лето 41-го - Александр Авраменко

Короткий отдых-перекур, пока экипажи подбивают пальцы гусениц, затем вновь главный фрикцион, плавное отпускание последней трети — и мы, вместе с помогающим мне стрелком-радистом, втыкаем передачу… Поехали!

Мелькают однообразные кусты вдоль обочин… Тяжело, очень тяжело и нудно. Вскоре нас застаёт темнота, но, включив фары, мы продолжаем движение до тех пор, пока от усталости всё не сливается перед глазами. Только тогда и стопорим. Но спать ещё рано: проверяем фильтры, доливаем масло, вёдрами пополняем баки. Вновь и вновь стучим кувалдами по тракам, загоняя вылезшие наружу пальцы.

Заодно слушаем по рации сводку Информбюро. Взят Шлиссельбург, значит, замкнуто кольцо вокруг Ленинграда… Плохо, это настолько плохо, что даже представить себе невозможно! И это понимаю не только я — лица собравшихся вокруг экипажей разом суровеют…

К исходу 11 октября добираемся, наконец, до места назначения. Вот оно, знаменитое Поле Бородинское! Девять километров по фронту, два с половиной — в глубину. В 1812 году здесь насмерть дрались наши прадеды. Сто двадцать тысяч русских против сто тридцати тыщ французов.

Где-то там стояла батарея Раевского, где-то врос в землю Шевардинский редут, по этой земле ступали солдаты Старой гвардии Наполеона. Обильно полита здесь земля кровью людской, ой, обильно…

А сейчас сюда рвутся немцы, Гудериан… Нас пока что отводят в резерв, недалеко от Кукарино. Почти никто не спит, люди слушают канонаду, доносящуюся со стороны Гжатска. Там наши дерутся в окружении, сковывают врага. Мимо бредут колонны гражданских, до последнего момента строивших оборону. Эти женщины под ежедневными бомбежками и артобстрелами копали противотанковые рвы, окопы, варили ежи и вкапывали надолбы. Люди идут и смотрят на нас с надеждой, что мы остановим эту сволочь, не сдадим Москву.

За себя и своих ребят я уверен — мы не побежим! Мы все уже сталкивались с этой коричневой чумой, били гада не раз, и ещё не раз будем бить! Главное — чтобы начальники не побежали, а солдаты — выстоят…

— Товарищ майор, команда пополнения летного состава из, — голос сбивается и слегка вздрагивает, — бывшего 2-ого штурмового авиационного полка, в составе 5 самолетов и 12 пилотов прибыла в ваше распоряжение. Старший по команде — старший лейтенант Столяров.

— Товарищ майор. Команда пополнения наземного, технического и вспомогательного состава из, — голос твердый и бестрепетный, — бывшего 2-ого штурмового авиационного полка, в составе 13 автомашин и пятидесяти двух бойцов и командиров прибыла в ваше распоряжение. Старший по команде — майор Чебатурин.

Нас отдали на доукомплектование 4-го штурмового полка. Большая часть техников, оружейников и наземных служб передана в другие части, а мы теперь здесь. Их тоже потрепало, но, конечно, не так, как нас.

— Вольно, товарищи, — Майор Рейно пожимает нам руки, улыбается, но в глазах у него лед. — Проходите, присаживайтесь. Как я понимаю, — майор смотрит на мои награды, — боевой опыт у вас уже имеется, так?

— Так точно, товарищ майор. Правда, награды эти в основном еще за Финскую…

— За Финскую? — он неожиданно оживляется. — А у кого там летал?

— В 26-ом истребительном. У Лиходеева.

— А я — в 7-ом… соседями были… — его взгляд теплеет. — Ну, товарищи, давайте подумаем вместе кого куда…

Из состава нашего прежнего полка в должностях не понизили только меня и… Чебатурина. Теперь он снова начальник особого отдела. За день до нашего прибытия в 4-ом погиб во время вражеского авианалета «особист», и майор занял его место. Собственно, меня еще и повысили — в том же четвертом повыбило всех комэсков, кроме одного — старшего лейтенанта Меспанова.

И, когда майор Рейно узнал, что я уже был комэском, он тут же загорелся. А новая эскадрилья вполне ничего себе — ребятки, хоть и зеленые, но цепкие. Так что уже 28-ого я вылетаю с ними на поддержку наших в районе Ельни. Километрах в пятидесяти от аэродрома нас принимают под защиту «ишачки».

Первый раз за эти пять дней я вижу краснозвездные истребители, которые сопровождают штурмовики по всем правилам боевого искусства. То есть, аккуратно, точно на параде, построившись звеньями выше и правее нас.

Ага, на параде, мать вашу! В одну секунду чёткий строй превращается в жуткую вертящуюся карусель — полдесятка «мессеров», вывалившихся из-за низкого облака, накидываются на «И-16» сопровождения… да что ж вы делаете, гады!

Вместо того, чтобы атаковать незваных гостей всем скопом, истребители встают в оборонительный круг — навстречу немцам бросаются только двое наших, но одного из них сразу же поджигают, и он, крутясь осенним листом, сваливается к земле. А второй — молодец! Нападает, уворачивается, кидается из стороны в сторону, из всех своих сил пытаясь не допустить немцев к нам.

А чуть в стороне крутится круг, в который стали его трусливые подонки-однополчане. Э-эх, была б у меня связь с истребителями, я бы им сейчас сказал пару ласковых! Ну, ничего, если вернусь — все в отчете изложу.

— Березы, Березы, я — Береза-1. Идем на цель, на бой не отвлекаться!

Сказать-то я сказал, да только вот сейчас эти гады добьют нашего последнего защитника — и за нас примутся. Успеть бы только, только бы успеть…

Не успели. «Мессеры» врываются в наш строй, как коршуны в курятник. Сразу вспыхивают два «Ила». Вижу, как от обоих отделяются черные фигурки и летят вниз. Краем глаза успеваю заметить белый купол, но дальше смотреть некогда. Эскадрилья встает в круг, может еще и удастся отбиться. Ну, где ж вы, «ишачки» родненькие, суки трусливые! Где! Вам бы сейчас на них кинуться, да в куски и порвать, когда они нами заняты.

Как бы не так. «Ишачки», похоже, струсили окончательно. Вертясь в смертельной карусели, я вижу, что истребители так и не сломали свой круг. Боятся, гаденыши, а нас сейчас…

Кажется, нам повезло. То ли у них бензин кончается, то ли поняли, что просто так мы не дадимся, но немцы неожиданно разворачиваются и отбывают восвояси. Так, а где там наш эскорт? Удрали, герои…

Мы снова собираемся в строй и на предельно малой высоте подходим к Несвижу. Я четко различаю тоненькую неровную линию траншей и пятнышки ячеек, возле которых расцветают и мгновенно увядают черные цветы артиллерийских разрывов. Вот это мы сейчас и будем прекращать, благо цель уже видна — вон они, артиллерийские батареи, что ведут огонь по нашим бойцам. Ну, теперь держись, немчура, возмездие, как в Библии сказано, «грядет с небес»…

Четко, как на учениях, заходим на штурм. На 150 метрах — сброс. Освободившийся от смертоносного груза самолет ощутимо вздрагивает и, словно норовистая лошадь, рывком ускоряется. Я не вижу, но чувствую, как там, внизу, аккуратные металлические коконы бомб превращаются в маленькие огненные смерчи, несущие смерть и хаос всем, кто оказался вблизи.

С разворотом набираю высоту, и смотрю на дело своих рук… то есть, бомб. Ага, хорошо положили — расстреливать уже и нечего, и некого. А кто это у нас такой смелый колонной по дороге идет?