Евангелие от Зверя - Василий Головачев

— Можно, я помогу, бабушка? — кинулась к лопате Владислава и обрадовалась, не услышав возражений. Было видно, что сегодня баба Марья какая-то не такая, без внутренней улыбки, и это сразу бросалось в глаза. Владислава встревожилась.

— Что случилось, бабушка?

— Пока ничего, милая, — ответила ведунья, улыбнулась тихо, собрав морщинки у глаз. — Умру я скоро.

— Как это — умру?! Что ты такое говоришь?! — изумилась и испугалась Владислава, вонзая лопату в землю и выпрямляясь. — Почему умрешь? Ты же… — она хотела сказать «вечная» — но постеснялась.

— Мешать я многим стала, — продолжала старушка, — да ты не переживай, Слава, я и так пожила на белом свете больше положенного. А ты живи, жди своего суженого и иди за ним на край света, коли позовет.

Владислава смутилась, легкая краска легла на ее щеки.

— Ты думаешь, он придет?

Баба Марья снова улыбнулась, кротко и мудро.

— Знаю. Уже плывет сюда, не сегодня-завтра будет на острове.

У Владиславы потемнело в глазах, перехватило дыхание.

— Ой, правда?! Ой, прости… его же встретить надо… а меня не пустят… что же делать? Как мне его встретить, подскажи?

— Встретишь, доченька, не бойся, он сам объявится, жди его дома. Потерпи, не выдавай себя раньше времени, не то слуги Морока заберут тебя отсюда, упрячут в застенки храма, не выберешься. Ведь ты не хочешь быть послушницей?

На глаза Владиславы навернулись слезы.

— Не хочу, — прошептала она, заметила какое-то движение за спиной бабы Марьи и увидела мелькнувший зипун Дормидонта; сторож маялся поблизости, но на огород бабы Марьи заходить не стал, прятался в соседнем саду.

— Он подслушивает…

— Не бойся, — усмехнулась старушка, бросая пронзительный взгляд на яблони соседа, — ничего он не услышит.

Из сада донеслось ворчание, залаяла собака, послышались тяжелые шаги, потом все стихло. Дормидонт ушел.

Владислава, возбужденная и обрадованная известием о скором появлении ее принца и в то же время огорченная и напуганная намеками наставницы о скорой ее смерти, принялась копать картошку, и некоторое время женщины не разговаривали, думая о своем. Потом баба Марья искоса взглянула на девушку, улыбнулась, украдкой сделала рукой странный жест — будто вытягивала что-то из воздуха, завивала в спираль и отбрасывала прочь. И тотчас же настроение Владиславы изменилось, она повеселела, стала дышать спокойнее, на лицо ее легла печать задумчивости. Она посмотрела на бабу Марью и вдруг сказала, вздохнув с какой-то завистью:

— Какая же ты красивая, бабушка!

Старуха засмеялась.

— Красивая, как кобыла сивая.

— Да нет, я не то хотела… ты внутри светишься… и так… — Владислава сбилась, покраснела, беспомощно пожала плечами и… засмеялась вместе со старушкой.

— Была и я когда-то красавицей, — добавила баба Марья. — Прошли те годы, но не о том жалею. Терзают нашу землю черные силы, и все меньше красивых и сильных людей она пестует, все больше больные и равнодушные плодятся. И Витязи почти перевелись.

— А кто они такие, Витязи, бабушка? Воины?

— Не только воины, а все те, кто в равной мере заботится о каждом человеке, включая души, обретшие в нынешнем своем воплощении тела животных, птиц и растений. Витязь и должен беспокоиться, чтобы никто не был голоден, чтобы каждый имел кров, крышу над головой, чтобы никого не обижали, не притесняли или, Боже упаси, не убили! Наши русские Витязи всегда отстаивали свободу и справедливость, да мало их осталось, оттого и почернело вокруг.

— Где же они сейчас? Почему не вмешаются во власть, чтобы всем хорошо было жить? Почему допустили такое положение, что мы все бедствуем?

— Непростые вопросы ты задаешь, девонька, — разогнулась баба Марья, — и непростые ответы на них требуются. Витязи еще не перевелись окончательно на нашей земле, но их мало, и учителей их, волхвов, почти не осталось. Я на своем веку с двоими встречалась, теперь вот один он остался в здешних краях, да и тот связан по рукам и ногам.

— Как связан? — округлила глаза Владислава.

— Это я иносказательно. Здесь он живет, возле Ильмеры, в деревне Парфино, а сделать ничего не может, опереться ему не на кого. Вот разве твой суженый поможет?

— Он разве Витязь?

— Он пока только хороший воин, но может стать и Витязем, если учиться станет. Дед Евстигней поможет, ты тож, да и я, ежели успею. А там, глядишь, и другие Витязи услышат, прискачут на помощь. Да, вспомнила. — Баба Марья ловко высыпала ведро картошки в мешок. — Предупредить надо деда Евстигнея: задумали недруги обитель его испоганить, дом заколдовать и священные книги украсть. Пошли к нему своего Огнеглазого.

Владислава недоверчиво посмотрела на старушку, на ее легкие сухие руки, сноровисто подбиравшие клубни картофеля. Речь шла о ее волке.

— Огнеглазый же не умеет разговаривать…

— А ты нашепчи ему в ухо, что я тебе сказала, дед сам разберется, как с волком-то побеседовать.

— Хорошо, нынче же пошлю.

— И суженому своему скажи: есть подземный ход к храму со стороны Боровского болота, у старого кладбища, ему тыща лет, почитай, исполнилось. А храм в воде озера отражается. Сам-то он так простому глазу не виден, под колдовским колпаком спрятан, а в воде отражается, увидеть можно.

— Почему же я его не видела? Все озера кругом исходила, везде с Огнеглазым была…

— Это озеро ты не знаешь, оно от Стрекавина Носа на восток начинается, через протоку от Нильского. Но протока та заклята, да и охраняется, а вот о подземном ходе мало кто знает, может, хха и не сторожат его уже.

— Кто-кто?

— Хранители храма, главная жрица их называет коротко — хха.

— Откуда ты все это знаешь, бабушка?

— Я тоже когда-то послушницей была. — Старушка усмехнулась, поднимая на девушку ясный взгляд. — Да убежала. Спрятали меня добрые люди, другое имя дали, обличье поменяли… — Баба Марья мелко засмеялась, заметив, как широко раскрываются глаза Владиславы.

— Так все и было, давно только, лет сто назад.

— Сто лет?! Ой-ой-ой!.. Никогда б не поверила… прости, бабушка.

— Ничего, я и сама уже не верю.

— И как же тебя звали тогда?

— Радой меня звали, дочка, только не говори об этом никому. Кто мое имя узнает, тот враз может меня жизни лишить.

Что-то прошумело в кустах малины у соседей. На ветку яблони тяжело взобрался черный ворон, клюнул яблоко, посмотрел на замерших женщин и взлетел. Хриплый его карк донесся с неба, и все стихло.

— Иди-ка ты домой, милая, — заторопилась баба Марья, покопалась под фуфаечкой на груди, достала что-то и протянула Владиславе. — Держи вот оберег, он тебя оборонит от зла всяческого, не даст темным силам в душу твою проникнуть.