Хранящие тепло - Елена Лагутина

— Ах, вот даже как. Ты даже и отрицать не пытаешься… Ты даже не хочешь меня обмануть! — выкрикнула она, уже не в силах контролировать себя, не прислушиваясь к голосу собственной интуиции, которая предупреждала ее об опасности. Это был едва ли не единственный эпизод, когда Жанна впервые потеряла контроль над собой.

— Зачем… Зачем мне тебя обманывать, Жанна? Ведь…

Он хотел сказать ей о том, что ничем ей не обязан, снова напомнить, что она сама вошла в его жизнь, не спросив его об этом. Тот единственный раз когда он, напившись до беспамятства, умолял Жанну вернуться — не в счет, ведь оба они прекрасно понимали, что не о Жанне он тогда плакал, и звал — не ее. Он уже собирался ей все это сказать и уйти, захлопнув дверь, но она перебила его:

— Но неужели это так сложно — обмануть! Господи, даже представить себе не могла, что я когда-то буду просить об этом! Но ведь можно же было сказать, что ты просто звонил приятелю! Неужели нельзя было! Сколько можно жить прошлым, Денис!

— Если нет настоящего, только это и остается, — ответил он, задумчиво глядя мимо нее.

— Не смотришь даже! Нет у тебя настоящего… А как же я? Значит, меня тоже — нет! Меня нет, а она — есть? Ну, так и иди к ней, что же ты сидишь здесь — со мной, которой нет? Иди, тебе же не привыкать вытирать об меня ноги! Как же я устала от всего этого! Устала! Устала! Уходи!

Жанна почти кричала. И в этот момент, услышав слово «уходи», он внезапно вспомнил тот, другой крик, который перевернул его жизнь. Сашино лицо, покрытое темными шрамами, внезапно так отчетливо возникло перед глазами, что ему захотелось зажать уши, чтобы не слышать больше этого крика и не видеть этого лица, этих огромных синих глаз, смотрящих на него с таким укором. Сдернув с вешалки куртку, даже не одевшись, он быстро вышел из квартиры и побежал вниз по ступенькам, уже зная заранее, что сейчас он пойдет не на стадион. Сейчас он пойдет к Кристине. Он найдет Кристину, узнает, где ему искать Сашу — и найдет ее. Сегодня, сейчас — будь, что будет. Если нет любви, то по крайней мере прощения он должен у нее попросить. Иначе, казалось, ему никогда не избавиться от этого видения, от этих глаз-озер. Они так и будут преследовать его, каждую секунду напоминая о том, что он натворил.

Вскочив на подножку уже тронувшегося автобуса, битком набитого спешащими на работу людьми, Денис проехал четыре остановки, вышел у светофора, перебежал дорогу, не став дожидаться зеленого света, быстрыми скачками одолел четыре лестничных пролета… Ему мучительно хотелось остановиться. Память, как лукавая искусительница, предлагала ему сотни «островков», которые могли бы задержать его: «Вот она, эта дверь. Ты помнишь? Здесь, тогда, давным-давно — помнишь?» И, в самый последний момент: «А может быть, не надо? Может быть…» Но Денис уже нажимал на кнопку звонка, глубокими вдохами пытаясь укротить рвущееся из груди сердце. Один, второй, третий…

Дверь распахнулась. Перед ним стояла Кристина.

— Денис? — ее глаза широко распахнулись. И, словно не веря им, она снова спросила: — Ты?

— Прошу тебя, — начал он без предисловий. — Скажи мне. Скажи мне, пожалуйста, Кристина. Мне очень надо ее увидеть. Я больше не могу так жить. Просто не могу жить без нее. Скажи!

Она смотрела пристальным, изучающим взглядом, как будто пыталась в зеркале глаз разглядеть его душу. В тот момент она колебалась — глядя на Дениса, было понятно, насколько сильно в тот момент ему была нужна Саша. Кристине даже стало немного не по себе от того, насколько трудной оказалась ее роль в этой внезапно сложившейся ситуации. Теперь от ее решения, возможно, зависела судьба двух людей. Ее не слишком волновал Денис — но Сашка! Сашка ведь еще не оправилась от удара — кто знает, может быть, поддавшись сейчас минутному порыву, Кристина невольно станет соучастницей новой трагедии? Да, сейчас, безусловно, Денису нужна была Саша. Но где гарантия того, что она была нужна ему вчера и будет нужна завтра? И все-таки, было в его взгляде что-то такое, что уже почти заставило Кристину склонить выбор в его пользу. Но в это момент Денис, сам того не подозревая, все испортил: он стал говорить о Жанне.

— Я знаю, Кристина, ты мне не веришь. Ты видела меня в тот день… Я знаю, ты приходила, а она была у меня. Она была у меня дома. И, наверное, Федор тебе говорил, что она… у меня задержалась. Но, поверь, все это не имеет никакого значения. Я ее никогда не любил, я даже не знаю, как могло так получиться…

Он говорил еще что-то — сбивчиво, невнятно, перескакивая с одной неоконченной фразы на другую. Но Кристина его уже не слушала. «Обычные мужские отбрёхи, — подумала она, чувствуя, как душа твердеет, снова становится непроницаемой. — Ничего нового. Ничего оригинального. Зачем он пришел?»

Терпеливо дождавшись, когда Денис наконец замолчал, десятки раз повторив одно и то же и уже не зная, что еще сказать, она вздохнула:

— Я понимаю. Я все прекрасно понимаю. Но и ты пойми, Денис. У Сашки своя жизнь. Своя, новая жизнь. В этой жизни многое изменилось… Очень многое. Знаешь, она ждет ребенка.

— Она ждет… ребенка?…

Когда Кристина услышала его голос, внутри снова что-то дрогнуло, и она подумала: а может быть, напрасно? Может быть зря она вот так — взяла, и отрезала, не отмерив? Может быть, все-таки стоит сказать эти два слова, которые так и рвутся с языка: «от тебя». Два слова, которые все изменят, и, возможно, сделают счастливыми даже не двоих, а троих людей? Или — несчастными…

Но ей так ничего и не удалось добавить к сказанному. Пока она раздумывала, пока чувства боролись в ней — за считанные секунды, пролетевшие с момента осознания сказанного, Денис совсем забыл о Кристине. Медленно повернувшись, он стал подниматься вверх по ступенькам.

— Денис! — окликнула его Кристина. «Обернется — скажу!» — подумала она. Но Денис уже не услышал ее. И не обернулся.

Федор, открыв дверь и увидев лицо Дениса, остолбенел.

— Опять напился, сволочь! — ахнул он, не находя больше никаких объяснений этому стеклянному взгляду.

— Да нет, не напился. Я же себе слово дал… Ты на работу?

Федор стоял в прихожей уже в верхней одежде. В тот момент, когда в дверь позвонил Денис, он уже завязывал шнурки на ботинках.

— На работу. Да что случилось-то у тебя?

— Да так, ничего. Я у тебя посижу немножко. А потом…

Он прошел мимо Федора в комнату неуверенной, слегка пошатывающейся походкой, будто и в самом деле пьяный, не сняв ни куртки, ни кроссовок, облепленных липкой весенней грязью. Опустившись на край кресла, некоторое время сидел молча, а потом, подняв глаза, со странной усмешкой произнес:

— А знаешь, дядя Федор, жизнь-то… Она, оказывается на месте не стоит. Течет, как река. Летит, как ветер.

Федор, всегда приходящий в бешенство от каких бы то ни было лирических пассажей, беззвучно выругался и ушел, хлопнув дверью. «Машка меня задушит за эту грязь на паркете. Придется в обеденный перерыв с половой тряпкой на коленях ползать», — уже беззлобно подумал он про себя, спускаясь вниз по ступенькам.