Найди свое счастье - Лора Мэрфи

— Нет у меня никаких ответов, — устало возразила она. — Мне было девятнадцать. Я была глупой, эгоистичной. Совершила ошибку. Мне было трудно и хотелось, чтобы стало легче и не мне одной. Я сделала выбор, он оказался неправильным. Теперь я плачу за него и буду еще долго платить. Если тебя это не устраивает, ну что ж, извини, это все, что я могу сказать.

— Почему ты не сообщила мне, что беременна, после гибели Грега?

Она нервно рассмеялась.

— После гибели Грега я едва могла одеться самостоятельно. Не могла даже подумать о том, чтобы приготовить себе обед. Целую неделю я провела в постели, рыдая.

— А позже? — нетерпеливо бросил он. — После того, как прошло первое потрясение?

— После? — отозвалась она, как эхо. — У тебя так и бывало? После смерти твоего отца, после смерти Джуди и Грега ты оплакивал их несколько дней, а потом жил, как прежде?

Что на это ответить? Даже сейчас, много лет спустя, он все так же скорбел по потерянным им дорогим людям.

— После похорон Тейлора я стояла у его могилы, уже на пятом месяце беременности, сжимая в руках флаг, который мне дали парни из почетного караула, и ко мне подошла его мать, обняла и сказала: "По крайней мере, у нас будет его ребенок. В нем будет жить память о Греге".

Дорис перекатилась к краю гамака в противоположную от середины веранды сторону, встала и, прислонившись плечом к угловому столбу, уставилась в ночь, окутавшую замерший городок. Его тишину тревожно нарушали раскатистые предвестники приближающейся грозы, а темноту вспарывали далекие молнии…

— Оставшиеся месяцы беременности и особенно первые годы жизни Кэт я пользовалась всей той любовью и поддержкой, которые только можно было ожидать от семейства Грега. Его братья приезжали сюда и помогали по дому. Пока я была в школе, родные тетки сидели по очереди с малышкой. Меня приглашали на все семейные праздники, чтобы я не чувствовала себя одинокой. Устраивали дни рождения — и свои и наши с дочкой, приглашали на праздники Дня всех святых, Пасхи, Четвертого июля[5]. На Рождество они помогали мне делать покупки, готовить, украшать дом задолго до его наступления, полагая, что мне особенно тяжело даются дни, близкие к дате гибели Грега…

Дождь пошел сильней, Дорис подняла руку и прижала ладонь к металлической сетке, тряхнув ее. На перила стекли жидкие ручейки.

Где же ливень, гроза, буря, подумала она?

— А что бы сделал ты, Тед?

— Я был бы здесь, если бы все знал.

— Знал бы, если бы связался со мной, — с укором прошептала она.

Тед поднялся с кресла и хотел подойти к Дорис, но мешал гамак. Их разделяли всего несколько шагов и… гнев и боль. И масса ошибок.

Она права. Если бы он пришел к ней, когда батальон вернулся на родину, то наверняка заметил бы, что женщина готовится стать матерью. Он бы обязательно прикинул и смекнул, что ребенок-то его. Но какая от этого была бы разница?

— Если бы я появился, ты сказала бы правду? Ответила бы матери Грега, что не будет живой памяти о ее сыне? Призналась бы, что ребенок, на которого она так рассчитывала, вовсе не ее внучка? Побоялась бы!

— Нет! — с обидой, но уверенно возразила Дорис. — Я была одна и если бы рассказала правду, то потеряла бы помощь и поддержку близких людей. Тейлоры отвернулись бы от меня. И моей семье пришлось бы нелегко. Мое признание все равно не вернуло бы тебя. Я была бы совсем одинокой. Но если бы ты был здесь и я знала, что могу положиться на тебя, что ты будешь со мной, когда родится Кэт, поможешь мне растить ее, будешь любить, я рассказала бы им все…

Это он обязан был не допустить обмана. Если бы ей не хватило смелости, сам бы громогласно объявил Дорис возлюбленной и признал свое отцовство.

Если бы только он знал.

Если бы она ему все рассказала.

— Я поклялся, что буду держаться подальше от тебя. — Тед увидел, как женщина вздрогнула и повернулась к нему с таким обескураживающим взглядом, словно вот-вот выпалит: "Все вы такие после первой ночи". Но она выжидающе молчала и ему оставалось лишь торопливо и сбивчиво продолжить: — Я помог откопать тело Грега и чувствовал себя настолько виноватым перед ним, что… Это моя страсть к тебе, зависть и ревность к нему стали причиной его гибели. И я поклялся перед его прахом, что больше не подойду к тебе. Это было наказание самому себе за то, что желал его исчезновения, за то, что принес горе и тебе и его семье.

Дорис молча повернулась спиной к покаявшемуся обвинителю, ухватилась за перекладины мокрой от дождя сетки и прижалась к ней лбом. Гроза не торопилась показывать свой буйный норов, но установила некое равновесие между дневной духотой и сырой ночной прохладой.

А может, эта грозная стихия вообще обойдет стороной и их городок, и ее дом, и ее израненную душу…

Тед наблюдал за женщиной, мучаясь мыслью о том, как плохо ей будет теперь и в собственной семье, и с семьей Тейлоров. Что они сами переживают, какую кару уготовят виновной? Как они будут относиться к ней, разрушившей надежды и на вечную вдову Грега, и на живую память о нем, и на примерную дочь, сестру, невестку?

Когда разрушительница надежд заговорила, ее голос дрожал от слез, а в неожиданном вопросе затаилась материнская тоска:

— Ты собираешься забрать ее, Тед?

— Забрать ее…

— Кэт, — прошептала она. — Ты хочешь, чтобы дочь жила с тобой? Потребуешь опеки? Заберешь ее у меня?

Удивленный отец попытался преодолеть не только разделявшее их расстояние, но и появившуюся в последние дни душевную отчужденность. Размашисто перешагнув через гамак и став за спиной напуганной нелепой мыслью матери, он мягко положил теплые ладони на ее холодные и мокрые руки.

— Неужели ты думаешь, что я пойду на такое, Дорис? Ты же ее вскормила, вырастила. Дочь любит тебя…

— Уже не любит, — прервала она его со всхлипом.

Нерешительно, сожалея, что так долго мучит ее, он осторожно повернул Дорис лицом к себе и неуклюже притянул к груди.

— Кэт все так же любит тебя, дурочка. Она просто переживает, что мы все страдаем.

Он сжимал ее в объятиях, гладил по волосам и одновременно упрекал себя — ведь вчера еще зарекся никогда больше не обнимать эту женщину.

Х-м, может, ему и не дышать больше никогда?

Как бы сердит он ни был, каким бы обманутым себя ни чувствовал, он не мог отпустить ее так легко. Не мог отказать себе в такой близости.

В конце концов она отступила на шаг, обхватила ладонями щеки и подняла на него глаза.

— Что же делать, Тед?

— Не знаю, — честно ответил он.

— У меня было столько надежд, — тихо и печально промолвила она. — Я так мечтала…

Безумие спрашивать об этом, но он все-таки спросил: