Муравьиный мед - Сергей Малицкий

– Этого не будет никогда! – отмахнулся конг. – Арух труслив и расчетлив, Тини слишком умна и осторожна. Тини… Когда-то я хотел сделать ее своей танкой, но она уже успела стать жрицей. Жаль, что я не был знаком с ее сестрой. Судя по дочери, она была еще прекраснее. Кто же все-таки отец Кессаа, Ирунг? Тебе не показалось, что в ее стати есть примесь высокого рода?

– Древностью и высотой отличаются не только двенадцать домов Скира. – Маг отвел глаза в сторону. – Да и трудно разыскать отца девчонки, мать которой давно уже простилась с этим миром, если он и сам не подозревает о собственном отцовстве. Храм Сето, в котором Тини полновластная хозяйка уже почти восемнадцать лет, это не храм Сади. Там особые порядки. Там обычаи Скира не так сильны. Допускаю даже, что мать Кессаа сама могла выбрать того, кто стал отцом ее ребенка, даже простолюдина. Тем более что она сама из простолюдинов. По крайней мере, ее предков нет в списках двенадцати сайдских домов. Я не говорю уж о том, что ее мог изнасиловать… какой-нибудь заезжий герой. Так что отражение стати древних в безродной девчонке – это каприз судьбы, не более. К тому же Кессаа очень похожа на Тини. В свое время мать Тини тоже не назвала имя ее отца. Она была приживалкой в храме Сето и… дочерей обрекла на ту же судьбу.

– Там я когда-то и увидел Тини, – признался Димуинн, – и был сражен ее красотой.

– К счастью, не ее магией, – скривил губы Ирунг. – В отличие от бесталанной сестры, Тини своенравна и известна приступами ярости.

– В таком случае стоило бы позаботиться, чтобы ее племянница не набралась этих привычек! – воскликнул Димуинн. – И если она не знает пределов собственной силы, лучше бы она не узнала о них! Когда же, наконец, Арух поймает ее? Когда же, наконец, будет уничтожен этот наглый баль? Ирунг, неужели месть перестала жечь твое сердце?

– Огонь в моем сердце нисколько не слабее жажды в твоих чреслах! – прошипел маг. – Но надо признать очевидное, конг. Если Тини покинула Борку, если Айра вернулась ни с чем, если Седд проехал через борский мост – это значит только одно: беглецы миновали главное препятствие.

– Как им это удалось?! – почти зарычал Димуинн. – Что произошло на перекрестке дороги перед Боркой? Следы заметал баль?.. Сколько еще воинов Скира он погубит, пока его след прервется? Это мне может хоть кто-то объяснить?

– Кессаа и объяснит, когда Арух поймает ее. – Ирунг тяжело вздохнул. – Уверен, что он принял единственно правильное решение, особенно после того, что случилось в Суйке. Конечно, искать баль и девчонку надо, и мои воины продолжают делать это, но не лучше ли дождаться ее там, куда она движется?

– В храме Сето? – нахмурился Димуинн. – А не поздно ли будет вытаскивать ее из облачения жрицы? И гнев Сето тебя не страшит?

– Гнев Сето меня страшит, – согласился Ирунг. – Хотя нисколько не меньше меня страшит гнев Сади, самого доброго из богов. Кессаа следует ждать в Деште, в доме ее тетки. Касс доложил, что Тини движется именно туда и, судя по всему, намерена там задержаться. Именно поэтому Арух вместе с остатками собственной братии помчался туда, хотя и о храме Сето он не забыл. Айра тоже двинется туда при первой необходимости. Добавлю, что мои лазутчики уже там.

– Надеюсь, что Айра толковее, чем эти его безмозглые мальчишки, Тирух и Смиголь! – Конг раздраженно швырнул кубок о стену. – Ты-то ведь тоже потерял двух жрецов в Суйке? Я уже не говорю про погибших воинов! Неужели эта Айра действительно так хороша, что оказалась сильнее всех остальных?

– Не забывай, конг, – Ирунг поднял палец, – она шла по следам Кессаа. Насколько я понял, иногда это был проторенный, облегченный путь. И баль и Кессаа прошли Суйку насквозь, и одному Сади известно, что там с ними произошло! Не уверен, что это удалось бы даже мне. Староват я стал для таких приключений. Ногами староват, не магией! Но точно скажу две вещи. Первая – Кессаа этот переход дался очень тяжело, хотя бы потому, что со Смиголем сражался баль. Вторая в том, что если вся эта возня с нищими попрошайками, которой Арух предавался последние годы, плодом своим принесла только одну Аиру, это уже непомерная удача. Девчонка могла бы помериться силой даже с Тини.

– Неразумно оставлять такое оружие в руках Аруха, – зло бросил Димуинн.

– И об этом я тоже думаю, – кивнул маг.

– А я думаю только о том, как они прошли Борку, если сотни стражников стояли на каждом углу города?! Сотни лазутчиков шныряли по его улицам! Как?! – снова закричал конг. – Где Седд Креча?

– Отправился в Воронье Гнездо. Ирунг опустил глаза.

– Надеюсь, ты не оставил его без присмотра?

– Не оставил, пресветлый конг. – Маг поднялся с места. – Мои лазутчики следят за ним. И за Роллом с сыном. И будут следить вплоть до бальских лесов. Но пока тан дома Рейду со вчерашнего дня тоже движется в сторону Дешты, останавливаясь в каждом трактире, где пытается залить горе, что ему не удалось отплатить Зиди за тот позор на арене.

– Главное, чтобы он не утонул, заливая горе, – процедил сквозь зубы Димуинн. – Надеюсь, он не догадывается, что ему предстоит?

– Он знает только то, что его дело в бальских лесах, и что он отправится туда после того, как из Дешты разъедутся послы. Более того, он уверен, что его дело позволит ему сравняться в доблести с Седдом Креча! – засмеялся Ирунг.

– Этого достаточно, – отрезал Димуинн. – Остальное узнает в Деште. То, что ему следует знать. Завтра и мы отправимся туда. А пока запомни, Ирунг: я не отступлюсь от Кессаа. Кстати, мысли об этой девчонке вовсе не помешают мне посетить твой замок. В его кладовых найдутся те же самые лакомства, которыми ты угощал меня в прошлом году?

– Безусловно, мой конг, – улыбнулся Ирунг. – И не только лакомства, но и развлечения. Мои егеря отловили для забавы любопытных зверушек! Мир меняется вместе с нами, но кое-что в нем остается неизменным.

Когда из непроницаемой тьмы вдруг полетели искры и начали колоть лицо, Зиди даже огорчился. Смерть была столь мучительной, что любая новая жизнь, даже отзвук новой жизни, даже отзвук старой жизни сулили только продолжение мучений. Или же его плоть уже развалилась на части, и он, баль, как сорванный ветром листок, кружится на ветру, движется как живой, оставаясь мертвым? Тогда откуда эта боль? Точнее не боль, а тень боли. Настоящая боль была там, тысячу лет назад, когда он висел притянутый путами к стволу спящего дерева и не чувствовал ни рези в руках, ни холода – ничего, только дикую немощь вскипающей плоти и рвущейся на куски кожи. Так что это не боль. Это воспоминание о ней. Ведь нет уже у него кожи, нет рук, ног, груди, живота – ничего нет. Все это должно было уже на третий-четвертый день отстать от костей и стечь лужей сгнившей плоти к ногам скелета. Мало ли сам Зиди видел таких несчастных, которых то ли из сострадания, то ли из мести близкие не удостоили сжигания во дворе собственного дома, которых выводили при первых признаках болезни на дорогу и толкали шестом в спину, гнали из селения. Несчастные шли туда, куда смотрели их глаза, пока глаза были на месте, и если не хватало ума перерезать себе горло, отчаяния утопиться или смелости броситься вниз со скалы, они рано или поздно забредали в лес и при первых приступах ужасной боли, обхватывали в судорогах ближайшее дерево. Хеен лишил Зиди даже этой возможности, развернув его к дереву спиной. Что ж, придет время, и он окажется в этой тьме, и тоже, как и Зиди, будет искать дорогу к сумеречному дворцу Сади, в котором поверженный бог ждет каждого обиженного в Оветте.