В кольце твоих рук - Анна Дубчак

— Что с Наташей? — закричал он, но в трубке уже пели гудки отбоя.

Майкл влетел в спальню и с размаху опустился на колени перед кроватью. Лицо Наташи было безжизненно и бледно, тонкая рука бессильно свисала к полу. Мокрые волосы разметались по подушке. Ему вдруг показалось, что она не дышит, что жизнь покинула ее. Проклятье!

Черная, страшная ярость ослепила его. Он вскочил на ноги, схватил Снуки за плечи и бешено затряс.

— Что ты дала ей?

— А я откуда знаю? — захныкала она. — Спроси у Ричи. Он сказал, мгновенный кайф.

Майкл дернулся было к двери, но Лео остановил его.

— Бесполезно. Он уже в улете.

Майкл подхватил Наташу на руки. Ее головка болталась на тонкой шее, как на ниточке. Снуки замерла в углу. Косметика на ее лице расплылась, помада размазалась, превратив лицо в уродливую застывшую маску.

— Если с ней что-то случится, я тебя убью, так и знай.

Пнул ногой дверь и вышел, унося свою драгоценную ношу. Лео заторопился следом.

Наташа очнулась в незнакомой комнате. В приглушенном свете все предметы виделись зыбко и расплывчато, как в тумане. К горлу подступила тошнота, в висках стучало.

— Клофелин или что-то покруче, — донесся до нее чей-то незнакомый голос. — Анализ покажет, но это представляет уже чисто клинический интерес. Все позади. Пульс восстановился.

Наташа почувствовала прикосновение сухих сильных пальцев к своей руке.

— Спасибо, док.

Майкл! Слава Богу, Майкл! Наташа слабо пошевелилась и попыталась что-то сказать, но с губ сорвался только тихий стон.

— Ну, вот она и очнулась. Не двигайтесь, лежите спокойно.

Чье-то лицо замаячило перед глазами. Не он, в отчаянии подумала Наташа, не он.

Тут знакомые руки обхватили ее, бережно и нежно, и она почувствовала, как жизнь вливается в нее мощной волной. Он был рядом, живой, любящий, теплый. Его губы на ее щеке, его волосы щекочут висок. Майкл здесь, рядом, значит, все позади и нечего больше бояться.

Наташа с трудом разлепила пересохшие губы.

— Майкл, я…

— Молчи, — шепнул он. — Все хорошо.

— Ну и нагнала ты на меня страху! До сих пор опомниться не могу.

Такси мчало их в аэропорт. Ее лондонские каникулы пролетели, как один сладостный божественный миг, как сон. Как она ни оттягивала отъезд, этот день все же настал.

Впереди маячило грозовое облако. Предстоящее объяснение с мужем. Тяжелое испытание для них обоих. Насчет сына она не очень волновалась, хотя сама не смогла бы себе объяснить, почему. Наверное, потому, что для Олега он всегда был обузой, человеком, с которым ему всегда приходилось делить Наташу. Баланс был не в пользу Олега, и это выводило его из себя. Миша, чуткий, как все дети, чувствовал это, поэтому близости между ним и отчимом так и не возникло.

Наташа спрятала лицо на груди Майкла.

— Пожалуйста, не вспоминай об этом, — попросила она. — Мне так стыдно.

— Дурочка ты моя! Постарайся до моего приезда не попасть еще в какую-нибудь историю. Звони мне каждый день, по нескольку раз. Все переговоры за мой счет. Помни только, что я каждую минуту беспокоюсь о тебе.

— Я помню. О, Майкл, неужели я и вправду уезжаю?

Он только крепче обнял ее и прижал к себе. Она почувствовала дразнящее прикосновение его языка к своему уху.

— Это ведь ненадолго, моя маленькая. Я приеду, как только оформят документы. Приеду и заберу тебя и младшенького. Повтори еще раз, как ты его называешь. Мне так нравится слушать.

— Миша, Мишаня.

— Мишя, Мишя, Мишяня, — старательно повторил он.

— О, Майкл, я так люблю тебя!

Она прильнула губами к его губам, скользнула языком во влажную глубину его рта, ощутила прохладную гладкую поверхность зубов. Буйное пламя опалило обоих. Они еще целовались, а их нетерпеливые руки уже вытаскивали рубашку из брюк, судорожно расстегивали пуговки, дергали замочки «молний». Скорее, скорее прикоснуться друг к другу, упиться напоследок своей любовью.

Майкл скосил глаза на зеркальце заднего вида. Так и есть! Шофер глядит не столько на дорогу, сколько на них. Озорные искорки так и пляшут в глазах, усы топорщатся добродушной улыбкой. Слегка отстранив от себя полураздетую Наташу, он выудил из кармана брюк хрустящую купюру. Постучал шофера по спине.

— Слушай, друг, так и до аварии недалеко. Припаркуй машину в местечке потише и погуляй минут двадцать. Мы успеем.

— Есть, сэр! — лихо откозырял тот.

Он не стал уточнять, что именно они успеют, лишь резко крутанул руль. Машина проехала еще метров сто, свернула и, уткнувшись в живую изгородь какого-то сада, встала.

— Не буду вам мешать, сэр.

Он сунул кредитку в карман и растворился в сгущающейся темноте.

— Давненько я не занимался любовью в машине, — шепнул Майкл. — С самой школы. Надо еще вспомнить, как это делается.

Но долго вспоминать не пришлось. Тесное пространство заднего сиденья вдруг будто раздвинулось, принимая их разгоряченные тела.

Он погрузился в огненную клокочущую лаву ее лона дерзко, яростно, не раздумывая, и понял, что его безумный порыв был верным. Она так же изнемогала от желания, как и он. Сегодня изощренные ласки прошлой ночи были не нужны.

Несколько томительных мгновений они лежали без движения, прислушиваясь друг к другу. Потом Наташа словно ожила. Ее ноги, взлетев, обвились вокруг его шеи, вся она изогнулась немыслимой дугой, стремясь вобрать его в себя целиком, всего без остатка. Под его мощными ритмичными ударами ее белое фарфоровое тело извивалось, стонало, пело. Он играл губами на вибрирующих струнах ее горла, и не было на свете музыки прекраснее.

Сияющая звездами бездна разверзлась под ними, они взлетали над ней и падали, взлетали и падали, чтобы через миг взлететь вновь.

Никогда еще они не любили друг друга так неистово и страстно, как сейчас, и горечь предстоящей разлуки придавала их поцелуям особенный, терпкий вкус.

Возбуждение достигло предела, весь окружающий их мир сгустился, спрессовался, напрягся и взорвался бурей огненных искр. Майкл в изнеможении упал головой на ее грудь. Остренький игривый язычок слизнул капельки пота с его лба, защекотал переносицу, скользнул к уху.

Майкл улыбнулся про себя той легкости, с которой его возлюбленная перешла от бурной страсти к непринужденной игре. Истинная женщина от макушки до кончиков пальцев, загадочная, непредсказуемая, и от этого еще более желанная.

— Пора, кошка, — шепнул он ей. — Пора. А то все мои благие намерения полетят к чертям, и я велю шоферу везти нас обратно в Лондон.

Самолет напрягся, как перед прыжком, завибрировал и понесся, набирая скорость, по взлетной полосе.