Серебро и сталь - Виктория Александрова

— Я и на свадьбе твоей с ним не поговорил. Полагаю, он даже не видел меня. До сих пор жалею об этом. До сих пор жалею, что так и не попросил у него прощения…

— Как и я, — вздохнула девушка. — Надеюсь, перед смертью он простил нас обоих.

Молча они выпили в память об усопшем. Кристина с трудом сдержала слёзы, хотя и так уже не было никаких сил. Слишком долго она внушала себе, что не имеет права плакать, хотя не очень понимала, почему. Пожалуй, сейчас стоит всё-таки приберечь слёзы до ночи и выплакаться в одиночестве.

— Когда всё началось, — прервал гнетущую тишину Генрих, — то есть, когда Карперы приехали в Нолд, он сразу написал мне. Кратко и точно объяснил, что нужно делать. Тебя он выдворил из Эори не потому, что не хотел видеть или решил наказать за поединок. Он спас тебя таким образом.

— Но зачем? — выдохнула Кристина, окончательно растерявшись. Пальцы нервно забарабанили по столешнице. — Я бы могла помочь, когда Джонат…

— Ты бы погибла, — покачал головой он и, как это часто бывало, накрыл её ладонь своей. — Что бы ты смогла сделать в одиночку? Ты бы определённо погибла. Лорд Джеймс написал, что ты будешь в монастыре, а я должен забрать тебя оттуда и…

— Так это не ваша… твоя инициатива? Это отец тебе приказал?

— Не приказал, а попросил, — улыбнулся Генрих, заметив её растерянность, недоумение, гнев… И обиду на то, что ей ничего не рассказали заранее. — И нет, он не приказывал и не просил собирать армию и отвоёвывать Эори, нет. Лорд Джеймс просто попросил оберегать тебя, если возникнет необходимость. Ему казалось, что Нолд уже не вернуть. Я же решил поступить немного иначе. Твой отец был готов потерять свою землю, но сохранить дочь. Я же подумал, что ты, несомненно, стоишь всего этого, но… Землю терять тоже не стоит. Подожди-ка.

Он снял со спинки кресла свой плащ, порылся во внутреннем кармане и извлёк оттуда скомканный свиток. Кристина нервно сглотнула — если это письмо отца… Она не была готова его прочитать, но Генрих протянул ей свиток, и она всё-таки взяла. Письмо было уже давно распечатано, и девушка дрожащими руками развернула тонкий пергамент. Она узнала почерк отца, и на душе сразу стало тепло — как будто вернулась в детство… Пожалуй, теперь читать будет не так уж и страшно.

Дорогой мой Хайнц, пришло время забыть старые обиды — настали нелёгкие времена. Я, моя земля и моя дочь в большой опасности, и если своей жизни мне уже не жалко, да и земли тоже, то Кристина должна выжить любой ценой. В Нижнем городе обнаружились младшие Карперы, и я уверен, что приехали они сюда не просто так. Грядёт война, которую Кристина не должна даже видеть. Поэтому я отправил её в бьёльнскую женскую обитель — когда ты получишь это письмо, она, скорее всего, будет уже на полпути к ней.

Ты знаешь, что нужно делать. Прошу тебя, защити мою дочь. Она — всё, что у меня есть, и всё, что останется от Нолда. Шингстен силён, и Нолд уже не спасти, но Кристину я спасти обязан. Помоги мне с этим. Считай это моей последней просьбой.

И кривоватая размашистая подпись рядом с красно-коричневой печатью.

Дочитав письмо, девушка несколько секунд хранила молчание. Прочитанное не укладывалось в голове, внутри всё буквально горело от противоречивых чувств, а слёзы и какой-то истерический смех душили её. Слишком много новой и столь неожиданной информации заставило её эмоции смешаться: она чувствовала гнев и облегчение, горе и странное веселье, озадаченность и эйфорию. Ещё один глоток вина, ещё одна попытка справиться и обуздать чувства, ещё один мучительный приступ тошнотворной сладости.

Отец за неё отдал свою жизнь… Генрих рисковал всем, чтобы вернуть Нолд законным правителям… А она… А она дура, что с неё взять.

Наконец справившись с собой, Кристина смахнула с ресниц одинокую слезинку.

— Кто-то ещё знал об этом? — спросила она.

— Капитан Эдит с самого начала был в курсе, — сказал Генрих, вздохнув. — На следующий день после твоего приезда мы с ним обсуждали это. Всё пошло немного не по плану: ты сама решила приехать ко мне, а не ждать в монастыре. Но по большому счёту это ничего не изменило.

Кристина так и не поняла, можно ли было считать причиной начала войны смерть Анабеллы, и спросила:

— Почему вы… ты не сказал мне сразу?

— Пожалуй, я и сам не могу ответить на этот вопрос, — вздохнул он.

Кристина залпом осушила свой бокал. Что ж, теперь это всё уже неважно. Теперь всё закончилось, теперь не будет больно, плохо и страшно. Ей хотелось верить, что ничего подобного больше никогда и ни за что не повторится.

— Да, я кое о чём забыл… Мы же теперь помолвлены, — заметил Генрих, улыбнувшись. Девушка взглянула на него с недоумением, а он быстро снял со своего безымянного пальца тонкое золотое кольцо с тёмно-серым камнем, взял Кристину за руку и осторожно надел кольцо на её большой палец. — Моё потом отдашь, — улыбнулся он снова, не выпуская её руки.

Кристина не знала, что на неё нашло. Какой-то стихийный порыв, подобный тому, что охватил её тогда, перед битвой, заставил все мысли и переживания словно покрыться пеленой тумана. Она встала и наклонилась через стол прямо к лицу Генриха. Но на этот раз поцеловал её он. Поцеловал настойчиво, глубоко, но всё-таки по-особому нежно.

Девушка блаженно прикрыла глаза, опираясь локтями о жёсткую столешницу. Кажется, на платье от резкого движения порвалась шнуровка, но её уже перестало что-либо волновать. Кристина, конечно, знала, что прошедшая война так легко её не отпустит. Что кошмары ещё долго будут будить её по ночам. Что тяжёлые болезненные воспоминания продолжат свой гнёт. Что чувство вины так и будет глодать и терзать её сердце, пожалуй, всю оставшуюся жизнь.

Но сейчас ей было не до этого. Сейчас она была счастлива — так, как не была счастлива, пожалуй, никогда. Думать о будущем и прошлом Кристине не хотелось, да она и не думала, забывшись в объятиях любимого человека.

А за окном в замковом храме Эори гулко и протяжно звонили колокола.

Примечания

1

Первые достоверные сведения о женских дуэлях относятся к XVI веку. И они, кстати, развеивают миф о том, что первопроходцами в этом деле были француженки.

Так, в хронике миланского женского монастыря Св. Бенедикты упоминается, что 27 мая 1571 года в