Лондонцы - Маргарет Пембертон

Он опустил вещевой мешок на пол.

— Не знаю, как долго я у вас проживу. Может быть, пару месяцев, а там видно будет. Все зависит от того, когда медкомиссия признает меня годным для дальнейшей службы.

— Два месяца? — искренне удивилась Кейт. — Но ведь вы можете передвигаться только на костыле! Разве вы так быстро выздоровеете?

— Это сейчас я хожу с костылем! — уверенно возразил Леон. — Подождите, через две недели я выброшу его в поленницу, а еще через месяц стану совершенно здоровым.

Кейт не стала спорить, не зная истинного характера ранения, но заподозрила, что Леон чересчур оптимистичен. Внезапно она осознала, что они стоят слишком близко друг к другу и что спальня действительно маленькая.

— Я, пожалуй, спущусь и включу приемник, — поспешно заявила она, опасаясь невольно испортить непринужденные отношения, возникшие между ними. — Ведь сегодня сочельник, можно послушать программу рождественского богослужения.

Леон предусмотрительно отступил на пару шагов, освобождая проход.

— Я пока разложу вещички, — непринужденно сказал он. — Кстати, у меня есть немного рому. Если хотите, можно добавить его в рождественский пудинг. И даже налить один колпачок в следующую чашку чая по случаю праздника.

Его смуглое лицо вновь осветилось белозубой улыбкой.

Вот так этот вечер вопреки мрачным ожиданиям Кейт стал не тоскливым и одиноким, а забавным и веселым. Леон, в притворном ужасе от того, что в доме нет рождественского убранства, вооружился садовыми ножницами и, опираясь на костыль, исчез во мраке ночи. Вернулся он с несколькими ветками остролиста, усыпанными красными ягодами.

— Я давно заприметил остролист в саду вашего соседа, — очень довольный своим трофеем, признался он, кладя ветки на стол. — Я тогда еще подумал, что не стоит пренебрегать такой возможностью. На рынке в Льюишеме такие ветки продаются по три пенса за штуку.

— А у которого из соседей? — хихикнула Кейт. — У того, что слева от меня или справа?

— Тот участок, который слева. Если это хороший человек, он не рассердится, а если скверный, то Бог нам простит, верно?

Соседом слева был мистер Ниббс.

— Бог простит, — кивнула Кейт. — Где мы развесим остролист? Может быть, над фотографиями?

— И над зеркалами тоже! И оставим одну веточку для украшения рождественского пудинга. У вас ведь он, надеюсь, есть? — Леон скорчил испуганную физиономию.

— Конечно! Я приготовила его, надеясь, что ко мне придут подруги. Но Гарриетта вызвалась дежурить на «скорой помощи» — она водит машину, а Эллен подобрала столько бездомных собак и кошек, что боится оставить их без присмотра. Только предупреждаю: ни изюма, ни сушеных фруктов в пудинге нет, я добавила вместо них заменитель.

— И что же он собой представляет? — поморщился Леон. Кейт не удержалась и прыснула со смеху.

— Тушеную морковь!

Леон закатил в притворном отчаянии глаза и вдруг выпалил:

— Тогда придется добавить в пудинг побольше рому!

В этот вечер Леон обучил Кейт новой игре в карты. Она называлась «брэк» и чем-то напоминала покер. Потом они слушали трансляцию рождественского песнопения. Звук оставался громким, и сирены тоже молчали.

— Кажется, этой ночью нам повезет, — сказала Кейт, когда они уже собрались ложиться спать.

Леон понял, что она говорит о ночном небе, свободном от германских бомбардировщиков, и серьезно добавил:

— Мне уже крупно повезло сегодня. Не загляни вы в паб и не предложи мне свободную комнату, я бы ночевал в переполненной ночлежке.

Кейт покраснела, смущенная неожиданной благодарностью, и торопливо возразила:

— Но тогда бы и я провела этот вечер в одиночестве! Если, конечно, не принимать в расчет общество Гектора.

Она протянула ему кружку с шоколадно-молочным напитком.

Леон взял ее и, помолчав, непринужденно воскликнул:

— Так или иначе это был чудесный вечер. А теперь пора спать. Спокойной ночи, Кейт. Счастливого Рождества!

— Счастливого Рождества, Леон!

Он ушел к себе, а она еще долго стояла на кухне одна, прислушиваясь к стуку костыля на лестнице и скрипу двери. Потом костыль глухо стукнулся об пол спальни, и она улыбнулась, представив, как он, случайно уронив его, чертыхается, пытаясь поднять.

Кейт прислонилась спиной к столу, принадлежавшему когда-то ее бабушке по материнской линии, и отхлебнула из кружки. Между ней и Леоном легко наладились дружеские отношения, но все же было как-то непривычно оставаться ночью в доме с малознакомым мужчиной. Тем более что он не походил ни на одного из ее знакомых, прежде всего, разумеется, цветом кожи.

Она задумчиво уставилась на стену кухни, на которой Леон повесил над календарем веточку остролиста с красными ягодками. Ее постоялец был привлекательным мужчиной, во многом именно благодаря своей смуглой коже. Кейт нравились его волосы, в тугих, как баранья шерсть, завитках, бледные ладони, являющие удивительный контраст с остальной кожей. Но естественно, симпатию Леон вызывал вовсе не из-за необычного оттенка кожи. Нет, он ей понравился как человек. И кажется, это было взаимно.

Кейт подошла к: раковине и стала ополаскивать кружку. Гарриетта Годфри однажды спросила, почему она носит такую длинную, совсем тевтонскую, косу.

— Если хочешь, я помогу тебе укоротить ее до плеч. Тогда ты сможешь укладывать волосы в пучок, это тебе пойдет. Во всяком случае, не будет заметно, что ты наполовину немка.

— А я этого и не скрываю! — резко ответила Кейт. — Мне не стыдно, что мой папа — немец. Он самый добрый и терпеливый человек на свете. А значит, должны быть и другие немцы, обладающие такими же достоинствами. Не могут же все разом заболеть бешенством нацизма! Не сомневаюсь, что в Германии есть и противники политики Гитлера.

— Возможно, — испуганно согласилась Гарриетта. — Только на твоем месте, Кэтрин, я не стала бы ни с кем делиться своими мыслями. Боюсь, что их могут неверно истолковать.

Кейт знала, что это еще мягко сказано. Однако ей почему-то казалось, что Леон понял бы ее правильно и вряд ли стал бы менять прическу только ради того, чтобы окружающие лучше к нему относились. Он хотел, чтобы люди воспринимали его таким, какой он есть, а не считали его тем, кем он мог бы прикинуться.

Она выключила воду и потянулась за посудным полотенцем. Леон был мулатом, она — наполовину немкой. Им обоим приходилось тяжело в жизни, и они инстинктивно поняли друг друга.

Кейт убрала вытертые кружки в буфет и машинально окинула взглядом кухню, желая удостовериться, что утром она застанет здесь идеальную чистоту и порядок. На нее вдруг нахлынула безмерная и ничем не омраченная радость, чего не случалось уже давно. Отец был жив и здоров в своем лагере на острове Уайт. Малыш давал о себе знать легкими толчками. И наконец, наступало рождественское утро — самое значительное событие года.