Пуля для депутата - Алексей Рыбин

Когда грянули перемены, первой же их волной вынесло Сан Саныча сначала с завода вовсе — уволился Кульков, послушав совета мудрого старого партийного работника и перейдя в его кооператив. Кооператив производил непонятно что: то ли тазики для стирки белья, то ли обложки для тетрадей. И Кульков, покрутившись в унылых сферах совкового бизнеса и едва не угодив за решетку (поскольку старый партийный работник как-то очень скоро сбежал за границу, причем набрал предварительно банковских кредитов, наличных с собственного производства, у кого-то подзанял и распродал втихую имущество кооператива), остался, в общем-то, гол как сокол. Зато — радостен: все-таки на свободе, да и, главное, живой!

Уже начинался еще вроде бы робкий, но уже ощутимый для животов, лиц и спин кооперативов советский рэкет. Однако Санычу удалось избежать и его когтей.

Проблема в лице троих «братков» в спортивных костюмах «Адидас» стала и на пороге кульковской квартиры. Он попросил отсрочки и сел на кухне с бутылкой водки и с мыслями о продаже квартиры. За финансовые операции видного партработника нужно было расплачиваться.

На телефонные звонки Кульков в то время реагировал очень болезненно, и потому он не сразу узнал старого, еще по заводу знакомого Данилу Пряхина.

— Как дела, старый пень? — спросил Данила, хотя тот был с Кульковым одного возраста. Старыми пнями их обоих можно было назвать с большой натяжкой — к сорока они только еще подбирались.

— Хреново, — ответил Кульков. — Врагу не пожелаешь.

— Что — рэкет, что ли, наехал?

— А ты откуда знаешь?

— Слухами земля полнится… Так я заеду? Ты там что пьешь?

— «Распутина», — честно признался Кульков.

— Вылей быстро эту отраву! — Командным тоном распорядился Данила. — Я тебе виски привезу. Литр. Пойдет?

— Ага…

— Не унывай, старина, сейчас решим твои проблемы.

Пряхин явился через какие-то полчаса, пока Кульков еще не успел окончательно утратить связь с реальностью. Данила, которого Кульков привык видеть в джинсиках и свитере — униформе наиболее прогрессивных работников инженерного звена семидесятых, сейчас был одет в строгий серый костюм. Голову Пряхина украшал строгий пробор, под носом торчали черные аккуратные усики.

— Ты прямо как Гитлер! — захохотал Кульков.

— А ты, я вижу, в будущее смотришь с оптимизмом, — парировал Данила. — Бодр и весел.

— А фигли еще делать? Плакать, что ли? Так этим горю не поможешь…

— Это верно, — сказал Пряхин.

И с места в карьер он начал излагать свою программу действий…

Сначала то, что говорил старый знакомый, показалось Кулькову совершенно невероятным. Но после двух стаканов виски он видел вещи, о которых говорил бывший инженер-турбиностроитель, уже совсем в ином свете.

— … Производство умерло! — вещал Пряхин. — Это я говорю тебе как инженер. Если кому-нибудь кажется, что производство еще работает, то он впадает в глубочайшую иллюзию. Они-то — конечно! — Пряхин указал пальцем в потолок. — Они могут трындеть все что угодно. Если ты думаешь, что там сидят большие специалисты, то — ни фига подобного! Вон, Гайдар — кто он? Хозяйственник? Торговый работник? Экономист? Инженер, на худой конец? Он журналист! И он у нас стоял во главе правительства… Да он может все, что хотите говорить о росте производства — я ни в жизнь не поверю ни в одно из его красивых слов. И там все такие. Они сейчас наломают дров столько, что придется бедной матушке России их пилить еще десяток лет. Если, конечно, не появится новый руководитель с железной рукой. Который порядок наведет…

— Ты что имеешь в виду? Диктатуру?

— А ты сам подумай, Кулек… Подумай сам: в России другой строй возможен? Прикинь! Не пугайся этого слова — «диктатура». Ох, как страшно! Диктатура!..

Пряхин налил еще по стакану.

— Ну и что? Хотя бы и диктатура. Она ведь для тех, кто ее поддерживает, очень даже хороша. А кто против — извините… Не обязательно ведь ГУЛАГи всякие снова возводить, есть более цивилизованные методы. В Америке вот что, по-твоему? Не диктатура?

— Демократия, кажись, — осторожно промямлил Кульков.

— Хрен! Там такая диктатура, что нам и не снилась! И никаким Сталиным-Лениным! Диктатура бабок! Долларов! Все на это купились, весь народ. И все, заметь, довольны.

— Да, это точно…

— Так вот я и говорю — харэ водяру жрать! Давай делом заниматься!

— Каким?

— Для мужчины самое важное — что?

— Что? — покорно переспросил Кульков.

— Для мужчины главное — обеспечить семью, — ответил бывший инженер. — Так?

— Ну, пожалуй.

— И защитить ее. От любых неприятностей. Так?

— Согласен.

— Так вот. Первое — надо семью обеспечить. Для этого надо либо что-то создать, произвести — а это, как я уже сказал, ни сейчас, ни в обозримом будущем не представляется возможным. Либо, если это сделать невозможно, остается второй источник заработка — торговля. Так?

— Ага! Я уже торговал. Вот-вот без штанов останусь. Сегодня братва приходила, сроку мне дала неделю…

— Да оставь ты это! Я сказал — решим твою проблему… Ты меня слушай!

Кульков потянулся к бутылке, но Данила перехватил литровую посудину и сам налил: себе — полный стакан, Кулькову — треть.

— Ты уже хорош, дядя, тебе половинить надо… Так вот… Я и говорю: ты пролетел — это для меня понятно. Понятно, — почему, понятно — как…

— Ну и почему?

— Потому что торговал не тем. Сейчас материальными ценностями торговать — последнее дело.

— То есть? Чем ты сказал? Ценностями?

— Вещами. Любыми вещами. Это невыгодно. Потому что большие деньги на такой торговле делают только большие люди… У которых все схвачено. У которых корни из Кремля растут. Все — большими партиями: машины, нефть, газ. Ни ты, ни я сейчас такого не потянем. Надо реально смотреть на вещи.

— А чем же торговать?

— Воздухом.

— Как ты сказал?

— Воздухом. Это скоро начнется. Самые умные люди этим займутся. Да уже начинается потихоньку… Если дальше так пойдет, фантастические бабки можно сделать!

— Я ни хрена не понимаю…

— Идеями торговать надо, идеями!

— Кто же их купит, идеи-то. Идей-то у каждого до хрена и больше, а денег нет…

— Ой, как ты не прав, Кулек, как не прав… Была бы хорошая идея, а покупатель всегда найдется. Ты телевизор смотришь?

— Ну так… Изредка…

— Так вот я тебе могу сказать: если дойдет до того, что какой-нибудь ухарь приватизирует какой-нибудь телевизионный канал, он тут же станет миллионером. Понял?