Ведьма и закон. Рождение легенды - Евгения Чепенко

Женя тихо прерывисто вздохнула. Да, он не один такой влюбленный. Только почему-то раньше ни от одного влюбленного в нее создания она не испытывала настолько ярких, обжигающих эмоций. Может оттого, что никто не отважился приблизиться к ней? Выбор не так, чтоб богатый. С другой стороны, он захотел ее настолько, что не испугался отца. Остальные втихую действовать пытались. А еще спрашивает разрешения и предлагает выбор.

– Ты правда уйдешь? И больше не появишься?

Костя встретился с ней взглядом.

– Если так захочешь.

Он не лгал. Женя чуть помедлила и пробормотала:

– Я подумаю.

Ивченко не скрыл уныния, но потом вдруг приободрился.

– Тогда ты меня поцелуй еще раз. – Его глаза засияли мальчишеским озорством. – Пожа-а-алуйста.

Он понимал, что просит почти невозможного, только не рискнуть не мог. Не поцелует, так хоть возмутится его наглости – какая-никакая, а тоже реакция. К его удивлению Женя не возмутилась и не отказала. Она ухватила его за грудки, потянула на себя и прижалась губами к его губам. Получилось совсем не эротично и не женственно, как-то нелепо и забавно, даже глупо, но Костя был счастлив. Какая разница как? Главное, сам факт.

– А можно еще? – Затуманенным взором он смотрел на ее взволнованное лицо и не мог никак взять под контроль взвившуюся вихрем энергию Природы. – Только подольше, – поспешно добавил он.

На этот раз медленнее она приблизилась к его губам и одним нежным прикосновением заставила их приоткрыться навстречу ее языку, а их хозяина простонать что-то невнятное. Женя никак не ожидала, что мужчина от одного поцелуя становится таким податливым и послушным. Ей всегда казалось, что это прерогатива женщин, и возможно, это немного отпугивало ее в отношениях. Увлеченная открытием, она намеренно обняла Костю за талию и прижала к себе, и тут же ощутила пламя, охватившее ее тело целиком и заставившее переключиться с его поведения на свое собственное.

– Какого Змия?! – возмущенно прогрохотало пространство в гостиной, заставив Женю испуганно отпрянуть. – Почему в километре от дома вся живность спаривается? Леший! – прорычал Атум вместе с громом над домом. Дверь гостевой комнаты распахнулась и ударилась о стену.

Костя медленно развернулся лицом к грядущей расплате за все реальные и мнимые грехи и добродушно улыбнулся.

– С живностью случайно вышло.

В глазах Ярослава пробудилась Бездна.

– Ты что с дочерью моей делаешь, гаденыш?!

– Папа! – Женя хотела возмутиться, но голос пропал, и получилось сиплое шипение.

– Формально, ничего, – с готовностью рапортовал Ивченко.

– Ничего?! Ничего?! – окончательно рассвирепел Атум. Только присутствие дочери в комнате не позволило ему прибегнуть к расщеплению. – А ну иди сюда, – вкрадчиво закончил мысль Ярослав.

– Папа! – Женя вцепилась в локоть Кости. – А ты куда собрался? Сдурел?!

– Что ты собрался делать тут? – Ярославу не понравилось, что дочь не позволяет вывести наглеца. Он оказался в плену собственной силы и привязанности. Навредить любимому ребенку не позволительно.

– Она офигенная, – без тени смущения продолжил честные признания Костя. – У меня не получится любить ее и не хотеть. Как-то это нереально.

На лице Атума появилась растерянность. Гроза над домом стихла в секунду. В повисшей гробовой тишине прозвучал сердитый шепот Жени:

– Сдурел?!

– Да, от тебя, – так же шепотом ответил Костя.

Ярослав отмер, устало потер лоб и присел на ближайший стул.

– Папа, это я его целовала. И сейчас тоже.

Атум тяжело вздохнул и поднял тяжелый взгляд на Костю.

– Ты, ты целовала… А у него что? Воли нет? Или намерения? Или что там у него отсутствует?

– Разрешение, – пожал плечами Ивченко, заставив Женю покраснеть.

Ярослав озадаченно нахмурился:

– Что?

– Она не разрешает ее целовать.

– Не разрешает? – Ярослав недоверчиво рассмеялся и взглянул на смущенную дочь. – Что? Серьезно?

– Зато не говорит «нет», – добавил Костя.

Атум оглядел счастливого лешего со смесью жалости, удивления и разрастающейся гордости за любимое чадо.

– Пап, ты не занят разве?

– Да, я занят, – пробурчал Атум и поднялся. – Я занят, приехал проверить дочь, но вижу, что она в целом в порядке. Слышишь, леший, – Бездна вновь явила свой лик. – Лучше не играй ни с ней, ни со мной.

Костя открыто встретил тяжелый, темный взгляд. На лице Ярослава появилась и исчезла едва заметная улыбка. Сложно было признавать, но парень ему нравился. Особенно теперь, когда выяснилось, что не его сокровище от безысходности жизни с таким никчемным упрямым отцом влюбилась в первого встречного и целует, а встречный добивается внимания его доченьки. Ярослав вышел в гостиную и ухмыльнулся. Сын Пустошей, если так задуматься, – отличная партия. Не какое-то там искусственное слабенькое создание. Но Атум тут же нахмурился. С другой стороны, не слишком ли сильный оказался? Как бы не обидел.

Женя облегченно выдохнула, закрыла глаза и оперлась щекой о плечо Кости.

– Я не понимаю, – прошептала она. – Ты безумный или глупый? Или у тебя какие-то сложные амбиции, связанные с сильнейшими мира сего? Не обманывай, пожалуйста.

– Не обманываю. А сейчас уже можно поцеловать? Ты еще не подумала?

Она против воли рассмеялась, открыла глаза и взглянула на его лукавое, улыбающееся лицо, и тут же задохнулась от воспоминаний и всколыхнувшихся собственных желаний. Он стоял совсем близко и не скрывал, что хочет ее.

– Можно? – хрипловато проговорил Костя.

Женя приоткрыла рот, намереваясь дать ответ, и замерла в нерешительности, поскольку сама не поняла, какой ответ хочет дать. Он повернулся к ней и снова, совсем как до появления Атума, склонился к ее лицу.

– Можно тогда ты меня?

Она едва заметно кивнула.

– Упрямая, – со вздохом прошептал Костя ей в губы.

Зверобой вышел из отеля в далеко не приподнятом настроении. Харикон внимательно наблюдала за ним из окна автомобиля. Он обогнул капот и сел на водительское сиденье. Феникс перевела взгляд на планшет, который держала в руках. Она почти закончила изучать официальную биографию Гуарино Вольпи, раздобытую Зверобоем.

– Что-нибудь интересное прочла? – голос черта звучал сердито.

– Нет.

– Вот и я нет, – еще злее процедил Зверобой, нервно постучал пальцами по приборной панели и вдруг, что-то для себя решив, резко рванул автомобиль с места.

Харикон не стала комментировать странную манеру вождения черта. Если она за время общения с ним и сделала какой вывод, то это было что-то вроде не нервируй нервного. Раздражение охватывало его в среднем раз в час и продолжалось пару-тройку минут, если конечно не бередить его очередную трагедию. В противном случае приступ нервозности растягивался на неустановленный пока срок.