Повседневная жизнь дворянства пушкинской поры. Этикет - Елена Лаврентьева

Внешняя привлекательность, «вежливые приемы», образованность, «навыки французского общежития» — такими достоинствами должна обладать хозяйка салона, но самым главным из них является умение «красиво и легко говорить». «Уважение домашних женщина завоевывает скромностью и простотою нрава, но в свете этого недостаточно: здесь единственное действенное средство снискать уважение — изысканные речи и благородные манеры».

«Ек[атерина] Ив[ановна] Трубецкая была не красива лицом, не стройна, среднего роста, но когда заговорит, — так что твоя краса и глаза, — просто обворожит спокойным приятным голосом и плавною, умною и доброю речью, так все слушал бы ее. Голос и речь были отпечатком доброго сердца и очень образованного ума от разборчивого чтения, от путешествий и пребывания в чужих краях, от сближения со знаменитостями дипломатии».

А. О. Смирнова-Россет писала Е. Ростопчиной: «Я провела вечер у Нади Пашковой, где познакомилась с Александрой Пашковой; она могла бы иметь салон в С. Жерменском предместье и делала бы нам честь, настолько она красиво и легко говорит…».

О том, как блестяще исполняла роль хозяйки салона сама А. О. Смирнова-Россет, рассказывает П. А. Вяземский: «Профессор духовной академии мог быть не лишним в дамском кабинете ее, как и дипломат, как Пушкин или Гоголь, как гвардейский любезник, молодой лев петербургских салонов. Она выходила иногда в приемную комнату, где ожидали ее светские посетители, после урока греческого языка, на котором хотела изучить восточное богослужение и святых отцев. Прямо от беседы с Григорием Назианзином или Иоанном Златоустым влетала она в свой салон и говорила о делах парижских с старым дипломатом, о петербургских сплетнях, не без некоторого оттенка дозволенного и всегда остроумного злословия, с приятельницею, или обменивалась с одним из своих поклонников загадочными полусловами, т. е. по-английски flirtation или отношениями, как говорилось в то время в нашем кружке. Одним словом, в запасе любезности ее было, если не всем сестрам по серьгам, то всем братьям по сердечной загвоздке, как сказал бы Жуковский».

Умение держать салон, по словам П. А. Вяземского, «преимущественно принадлежит французскому, то есть парижскому общежитию… Замечательно, что последними представительницами этого искусства в Европе едва ли по преимуществу не были русские дамы…».

Считалось, что «мужчины не в такой степени одарены способностью вести легкий разговор, как женщины».

12 октября 1834 года И. Гагарин запишет в дневнике: «За людьми, больше других жившими, читавшими, путешествовавшими, больше других видевшими мир и разные страны, трудно следовать; но я думаю, что вы все-таки можете и не оставаться в полном безмолвии, и не говорить глупостей; однако для этого необходимо сделать усилие, для этого недостаточно довольствоваться тем, чтобы просто слушать и следить за разговором; тут нужно пытаться вставить свое слово, умея в то же время подчиняться разговору и иногда из него выходить».

«Одно из первых для молодого человека достоинств — уметь говорить ясно и складно. Дабы сие приобрести, надобно прилежать к познанию языков и читать как можно более и даже выписывать из книг лучшие изречения. Стараться также, будучи в свете, примечать людей, приятно объясняющихся и нравящихся всем прочим, и у них перенимать. Невероятно, сколь от того, даже с посредственными дарованиями, можно понравиться. Женский пол не токмо пренебрегать не надобно, но стараться во всем угождать…».

О важном значении для мужчины способности приковывать внимание женщин говорил А. С. Пушкин. Сын П. А. Вяземского вспоминал: «Пушкин поучал меня, что вся задача жизни заключается в этом: все на земле творится, чтобы обратить на себя внимание женщин. …Он постоянно давал мне наставления об обращении с женщинами…».

«Приятели Пушкина, вспоминая его, обыкновенно говорили, что его беседа стоила его произведений; а Лев Сергеевич свидетельствует, что гениальность его брата выражалась преимущественно на словах, и особенно в разговоре с женщинами».

Своим разговором умел обворожить дам и приятель Пушкина П. Б. Козловский. «До цинизма доходящее неряшество обстановки комнаты его было изумительно. Тут уж не было ни малейшего следа, ни тени англомании. Он лежал в затасканном и засаленном халате; из-за распахнувшихся халата и сорочки выглядывала его жирная и дебелая грудь. Стол обставлен и завален был головными щетками, окурками сигар, объедками кушанья, газетами. Стояли склянки с разными лекарствами, графины и недопитые стаканы разного питья. В нелицемерной простоте виднелись здесь и там посуда, вовсе не столовая, и мебель, вовсе не салонная. В таком беспорядке принимал он и дам, и еще каких дам, Господи прости! Самых изящных и самых высокорожденных. Но все это забывалось и исчезало при первом слове чародея, когда он в живой и остроумной беседе расточал сокровища своих воспоминаний и наблюдений, а иногда и парадоксальных суждений о событиях и людях», — писал о нем П. А. Вяземский.

Сам Петр Андреевич был не менее опытным салонным собеседником. «Не трудно было угадать, что много мыслей роится в голове его; но с первого взгляда никто не мог бы подумать, что с малолетства сильные чувства тревожили его сердце: эта тайна открыта была одним женщинам. С ними только был он жив и любезен, как француз прежнего времени…».

Женщины отвечали Вяземскому признательностью. Одна польская графиня, окрестив князя Арманом, скажет в его адрес: «Арман вовсе не красив собою; может быть, даже другой человек с такой внешностью никому бы не понравился, не будь у него этой улыбки, до того тонкой, что ею выражает он все оттенки ума самого развитого. Арман улыбается, как немногие умеют глядеть. Арман никогда не торопится говорить, но все, что он скажет, служит ответом на мысль его собеседника».

«Легкая шутливость, искрящееся остроумие, быстрая смена противоположных предметов в разговоре, — одним словом, французский esprit также свойственен знатным русским, как и французский язык».

«В салоне не требуется ораторов, там требуются люди, умеющие поддержать легкий разговор. Умение вести оживленную, приятную беседу есть искусство, которое высоко ценится во всех общественных слоях.

С каким удовольствием видит вас хозяйка дома в числе своих гостей, если вы обладаете этим искусством! Как все присутствующие наперерыв ищут вашего соседства за столом, на бале!

Да, но о чем же собственно следует разговаривать в многочисленном светском обществе? О всем и о всех, ни о чем слишком долго и пространно, не исчерпывая до конца никакого предмета, не развивая широко ни одной подвернувшейся темы, не доводя никакого вопроса до последнего заключения. Вы должны легко и ловко переходить с предмета на предмет, то ведя разговор, то предоставляя говорить другим, и не давая беседе прерываться, должны находить новый материал для рассуждений, не щеголять исключительно собственным остроумием и знаниями, но предоставлять также и другим возможность блеснуть своим красноречием, должны поддерживать их, пожалуй, неловкие попытки разговора, покрывать их маленькие промахи, чтоб они к концу общей беседы были довольны собою и нашли, что ни с кем нельзя так весело болтать, как с вами.