Ордынский волк. Самаркандский лев - Дмитрий Валентинович Агалаков

менестрелей за юртой, в подушках и стеганых одеялах, он наслаждался молодой женой.

И даже голос Чолпан-Мульк звучал как песня…

Другие жены ревновали, конечно, но не показывали вида, молчали. Такова воля повелителя. И такова судьба женщины в этом мире.

Тимур недолго думал, как ему быть. Нет, он еще не успел налюбиться со своей степнячкой Чолпан. А ему хотелось ее больше других, и во много раз. И эти другие, как бы он ни любил их тоже, помешали бы им. Жены в мусульманском мире, нарожав мужу детей, постепенно становятся сестрами и друзьями, часто сварливыми, обидчивыми, всем недовольными, но терпеливыми. Такова их доля. Любовь принадлежит новым женам, юным, еще не изведанным. Таким притягательным! Одним словом, он пошел на поводу у Чолпан. Поэтому все жены были отправлены назад целым караванчиком рассерженных спутниц жизни, изведанных достаточно хорошо в прежние времена.

Когда он прощался с караваном «старых жен», то встретил взгляд Сарай Мульк Ханум. Он подъехал к ней. Она сидела на подушках в роскошном паланкине с откинутым пологом и с непроницаемым набеленным лицом смотрела на него. Что ж, ему было пятьдесят пять, ей – пятьдесят три. Когда-то ему, упрямому мальчишке, было четырнадцать, а ей – двенадцать, совсем девочка, и она всякий раз опускала глаза, увидев его. Потом они повзрослели, и он страшно завидовал Хусейну, что тому досталась жена-Чингизидка. Потом он убил ее мужа, своего бывшего друга, а ее взял в жены. Как брал все, что ему хотелось взять по праву сильнейшего. Но она так и не родила ему детей. А сколько было упований и молитв! Бог не дал им этой благодати. Тимур знал: для Сарай Мульк это стало личной трагедией на всю жизнь, и одному Богу было известно, как она с этим справлялась. Увы, закат уже давно встретил ее. Но он подарил ей царский почет и первое место среди жен. Все при дворе ее называли «Биби-Ханум» («Старшая жена»). Она же стала наставницей всем другим его женам и старшей матерью всех его детей и внуков. Такова оказалась ее судьба.

– Я одобряю твой выбор, мой господин, – сказала Сарай Мульк. Речь шла о веселой юной наезднице – Чолпан-Мульк. – Она подарит те жизненные силы, которые тебе понадобятся в этом походе.

Словно в воду смотрела Сарай Мульк! Повторила слова Чолпан!

– Благодарю тебя, – ответил Тимур и сжал руку давно отставленной жены. – Ты – мудрая женщина.

Но ее пальцы были холодны, как у покойницы, и он не получил рукопожатия в ответ.

Взяв Чолпан-Мульк в долгий изнурительный поход по степным просторам, он угадал! Стихия кочевой жизни оказалась абсолютно ее стихией, и теперь она всюду была с ним, если он позволял, конечно; носилась на лучших жеребцах, радовала глаз пожилого воина. Да и всей армии тоже. Пусть завидуют! Владыкам достается все лучшее.

Молодая жена становилась с каждым днем смелее. Как-то ночью, при горящих светильниках, она взяла его изувеченную правую руку и долго смотрела на обрубки его пальцев.

– Я прежде боялась спросить… Как это случилось, мой господин?

– Давняя битва…

– А твое плечо и колено?

– Все в тот же день. – Он помолчал. – Эти отметины оставил мне Господь.

– Как это так?

Тимур нахмурился, но потом, глядя на огонь, улыбнулся.

– Для создания великой империи мои раны ничтожны, милая Чолпан. Но они напоминают о том, что предательство всегда рядом, оно неотступно идет за тобой, как волк за своей добычей; раны не дают забыть, что враг караулит тебя за каждым углом, в любой тени, и нужно быть всегда настороже и готовым первым нанести удар. Господь оставил на мне эти зарубки, и теперь я сильнее и осмотрительнее во сто крат, чем был когда-то. Я больше не верю словам – только делам, и умею заглянуть в душу любого человека, кто осмелится поднять на меня глаза.

Она горячо поцеловала его искалеченную руку, потянулась к нему, заглянула в глаза владыки и мужа.

– А что ты видишь в моих глазах, мой господин?

Он погладил ее по черным жемчужным волосам, по голому смуглому плечу.

– Ты не соврала, когда сказала, что с радостью заменишь мне даже сотню жен.

– Даже тысячу, сказала я.

– Именно так. Я вижу все, что хочет видеть мужчина в женщине: любовь, огонь и покорность.

– Это так, – со всей искренностью кивнула она. – Клянусь Богом – все так!

– Знаю, знаю, – привлекая к себе юную жену, сказал Тимур. – Я слышу, как об этом поет твое сердце…

Он чувствовал, что она станет ему и усладой, и опорой в этом походе. Опорой его изболевшемуся сердцу и настрадавшейся душе.

Эта зима выдалась довольно теплой, и уже во второй половине января Тимур поднял войска. Хронист написал об этом: «В день четверга двенадцатого дня месяца сафара в году семьсот девяносто третьем[28] он (Тимур. – Авт.), сопутствуемый удачей и счастьем, отправился в поход на Токтамыш-хана».

В местность Кара Саман, близ Отрара, где Тимур встал лагерем из-за непогоды, и прибыли послы от хана Золотой Орды Тохтамыша.

Глава третья

В чужие пределы

1

Уже несколько дней лил проливной дождь, земля раскисла, войско двигаться не могло, увязло бы.

Тимуру доложили: «Прибыли послы от хана Тохтамыша, государь!»

– Приведите их ко мне, – греясь в непогоду крепким вином, приказал Тимур.

Злость уже закипала в нем, но он умел сдерживать порывы сердца. Татары вошли. Послы вероломного ордынца хоть и старались держаться гордо, но предстали перед эмиром вымокшими до нитки, измотанными быстрой и утомительной дорогой, опасениями за свои жизни. Жалкие видом, они пришли с дарами. Привезли девять белоснежных коней, тоже намокших и понурых, и гордого сокола. Тохтамыш знал, что Тимур – заядлый охотник и большой любитель соколиной охоты. Эмир взял его на руку и заглянул в глаза хищной птице. Намокший сокол тоже одарил его ледяным взглядом и встряхнул перья, окатив Тимура брызгами. Это был плохой знак! Полководец поморщился, пренебрежительно отдал птицу слугам.

– Говорите, – кивнул он послам.

Те, встав на колени, низко поклонились.

– Великий хан Тохтамыш, наш господин, велел сказать так, – заговорил старший из послов, развернув свиток. – «Тот государь со мной был как отец с сыном, он мой благодетель», – под взглядом правителя Мавераннахра с великим почтением прочитал он. Льстивая речь шла, конечно, о Тимуре! Вот он, хитрый Тохтамыш! – «Те милости, которые он сделал для меня, не сделал бы ни один отец для своего сына». – Тимур усмехнулся: о, это была правда! В своей милости он сошел бы за